Все звуки страха (сборник)
Шрифт:
«Вот бы только сообразить кто они такие что они здесь делают чего от меня хотят — почему не дают мне скрыться зачем все время преследуют — и как мне с ними совладать как спастись от них — кто я кто я кто я? — тогда я снова обрету и свободу и цельность — тогда все закончится — все это кончится кончится кончится…»
Поль бежал по чистейшей — просто белоснежной — улице — лавируя и уворачиваясь от то и дело выскакивавших откуда-то машин — бежал в надежде хоть на какие-то перемены. Добежав до перекрестка легко проскочил меж неторопливо подкатывавших автомобилей — в горле комом стоял страх а ноги устали бежать — он искал спасения — выход — любой
— Эй, парень! Сюда! Мы поможем! — вдруг крикнул мужчина из ближайшей машины, где ехала вся его семья — множество ребятишек. Поль быстро подскочил к автомобилю — мужчина открыл дверцу и Поль хотел было сесть рядом с ним но тот поднял переднее сиденье предлагая сесть сзади — Поль протиснулся туда слегка придавив мужчину к рулю — потом сиденье снова было опущено и Поль оказался среди ребятишек и чего-то мягкого (как? чего? ничего не понятно!) — среди вороха одежды или других пожитков на которых и расположились дети — так что Полю пришлось устроиться на панели у заднего стекла (но как это могло быть?) (ведь он взрослый мужчина и теперь ему там никак не поместиться — бывало он втискивался туда в детстве когда они всей семьей путешествовали и ему оставалась только эта панель у заднего стекла — и так было когда умер отец и они с матерью переезжали жить в другое место…) (почему это вдруг так ясно вспомнилось?) (а сейчас — взрослый он или ребенок?) (ответьте! пожалуйста ответьте!) и сквозь заднее стекло Полю было видно как гудящая толпа жутких фигур со сверкающими из-под размалеванных масок глазами остается позади… но он и теперь не чувствовал себя в безопасности… хоть и оказался с теми кто мог помочь… этот мужчина за рулем явно силен и так лихо управляет машиной… он может спасти Поля от преследователей… так почему же ощущение безопасности все не приходит… почему… почему… почему…? Проснулся он, горько рыдая. Девушка ушла.
Одна из них без конца жевала резинку — даже в постели. Обычная девчонка — подросток с жирными ляжками, — дурочка, и понятия не имевшая, как ей жить в своем теле. Сам процесс был какой-то тупой, медленный и совершенно бессмысленный. Потом Полю вообще стало казаться, что то был плод его воображения. В памяти остался только ее смех.
Рот ее раскрывался от смеха, будто лопающийся стручок гороха. Она подвернулась Полю на одной из вечеринок, и привлекательность ее проистекала, главным образом, от не в меру выпитой водки с тоником.
Другая была вроде бы сама прелесть — и все же оказалась из тех женщин, что производят впечатление, только когда входят в комнату — и когда из нее выходят.
Еще одна казалась самой хрупкостью и нежностью, но в постели вопила диким голосом — и оттого только, что вычитала в какой-то дурацкой книжке, как вопят при оргазме по-настоящему страстные женщины. Вернее, в заурядной книжке, — как и сама она была женщиной вполне заурядной.
Одна за другой приходили они к Полю в квартирку случайные любовницы без каких-то особых целей и намерений, — и всякий раз он снова и снова не отказывал себе в этом удовольствии — пока до него наконец не дошло, какую пакость он с собой проделывает (тварь, которая обретала форму в углу, стала тому причиной), — и жизнь его перестала быть похожей на жизнь.
Еще в Книге Бытия упоминается о грехе, таящемся у двери, а то и подбирающемся к ней. Так что все это было совсем не ново. А напротив — старо. Даже слишком старо.
Той ночью, когда Поль впервые заплатил за любовь, когда раскрыл бумажник, вынул оттуда две десятидолларовые купюры и отдал их женщине, тварь в углу обрела свою окончательную форму.
Та женщина… Когда так называемые добропорядочные девушки говорят о «потаскухах», в виду они имеют как раз ЭТУ женщину и ей подобных. Но сама она никогда так себя не называет. Ибо даже самый отъявленный преступник не думает о себе в подобных выражениях. Ну, девушка для работы, антрепренерша, исполнительница определенных услуг — наконец, просто веселая подружка… таковы примерно ее мысли. И точно так же, как половые признаки, у нее есть лицо, есть семья — и есть прошлое.
Но в любви торгашество — последнее дело. И, когда оно все-таки проникает туда путями отчаяния — путями звериных, обращенных во зло эмоций, — тогда безвозвратно потеряна всякая надежда. Из этой пучины бесчестия нет иных путей, кроме чуда, — но нет больше чудес для зауряднейшего из заурядных.
Пока Поль, сам дивясь тому, что творит — Бога ради, почему, зачем?! — вручал женщине деньги, тварь в углу у платяного шкафа обрела окончательную форму. Отныне ее будущим стали реальность и вещественность. Тварь эту вызвала к жизни нелепая последовательность заклинаний, что сложились из звуков бесчувственной страсти и смрада отчаяния.
А женщина застегнула лифчик, накинула на себя вместе с блузкой видимость благопристойности — и ушла от Поля, ошеломленного, онемевшего в страхе перед присутствием нового соседа.
Тварь пристально разглядывала Поля — и, хотя тот пытался отвести глаза (кричать было бесполезно), взглянуть все же пришлось.
— Слушай, Жоржетта, — хрипло шептал он в трубку, — послушай… слу… да выслушай же… может, ты, Бога ради… затк… ну хватит… прекрати… слушай, ну хотя бы… СУКА, ДА ЗАТКНИСЬ ЖЕ ТЫ ХОТЬ НА СЕКУНДУ!.. послушай… — Вдруг она утихомирилась — и все его слова, которым не приходилось уже проталкиваться сквозь беспрерывный поток ее безмозглой болтовни, вдруг оказались такими жалкими и одинокими — а кругом мертвая тишина, — и слова эти, пугливые, дрожащие, нырнули обратно к нему в глотку.
— Ладно, валяй дальше, — только и выговорил Поль. Жоржетта ехидно заметила, что сказать ей больше нечего, что она ожидала его звонка и заранее знала, зачем он позвонит.
— Слушай, Жоржетта, у меня тут… ну, у меня тут это… такое, значит, дело… просто позарез надо с кем-нибудь обсудить… вот я и решил, что только ты и поймешь… знаешь, у меня тут… а-а, черт…
Она тут же ответила, что знакомого акушера у нее не имеется, а если он обрюхатил одну из своих прошмандовок, то пусть воспользуется, к примеру, крючком от вешалки — и непременно заржавленным.
— Да нет же! Нет, дрянь ты безмозглая! Тут совсем не то! Не то! И вообще! Падла! Какого хрена тебя волнует, с кем я сплю? Эта тропка годится Для нас обоих… — И тут Поль осекся. Именно так всегда и начинались все их перепалки… С одного на другое — как горные козы со скалы на скалу, — и оба уже забывали о том, с чего начали, только бы терзать и рвать друг друга зубами из-за какойнибудь ерунды.
— Ну пожалуйста, Жоржетга! Пожалуйста! Тут… тут какое-то существо… У меня тут в квартире что-то такое поселилось.