Всегда говори «Всегда» – 4

Устинова Татьяна Витальевна

Машину он вел виртуозно. Перестраивался в микроскопические просветы между машинами, легко обходил поток, не нарушая правил, тормозил мягко, ускорялся плавно. Ольгу не тряхнуло ни разу, хотя езда казалась стремительной.

– Два раза я приезжала в Петербург с детьми, – ответила Ольга, чувствуя отчего-то неловкость от его взглядов, голоса, загорелых и сильных рук, лежащих на руле, и этой расслабляюще-манящей езды…

Хоть бы уткнуться где-нибудь в пробку…

Егор опять бросил на нее обволакивающий

взгляд.

– Эрмитаж, Русский музей, Невская Лавра, Смольный?! У вас была стандартная экскурсионная программа?

– Ну, если бы все дети воспитывались на таких «стандартах», я была бы за них спокойна.

– Согласен с вами. Я неточно выразился. Вы видели то, что видят все. А я вам покажу другой Питер.

– Другой? Любопытно…

Ольга опять почувствовала неловкость, потому что «покажу Питер» прозвучало как-то уж очень романтично. Но он тут же разбил двусмысленность, которая ей почудилась, серьезно добавив:

– Да, я покажу вам тот Питер, который нам с вами и «Стройкому» еще только предстоит построить. Если, конечно, наше сотрудничество состоится.

– Будем надеяться, – усмехнулась Ольга.

– А я уверен, что все сложится! Ольга, вы устали, хотите отдохнуть? Или мы можем начать работу прямо сегодня?

– Двух часов мне вполне хватит, чтобы привести себя в порядок… Сейчас же белые ночи?

– Да! – засмеялся Егор. – И мы работаем круглосуточно. Вы в Москве так умеете?

– Конечно.

– Отлично! Тогда сегодня вечером у нас совещание, – он заложил крутой поворот так плавно, что Ольга не поняла, как перед ней оказались массивные двери знаменитой гостиницы «Англетер».

– Тогда до вечера, – она протянула руку Егору, и он опять поцеловал ее, едва коснувшись губами.

Все-таки он смущал ее, как когда-то смущал Грозовский – своим шиком, лоском и непозволительной для мужика красотой. Она почувствовала себя, как в свой первый приезд в Москву – на ней как будто снова оказались вязаная пуховая кофта и стоптанные туфли…

Ну, ничего, она отдохнет, переоденется и вечером, на совещании, выложит козыри, от которых «Питер Ренессанс» не сможет отказаться.

Номер, несмотря на вычурную роскошь – паркетный пол, светлую изящную мебель и льняные занавески с тонкой вышивкой, – впечатления на нее не произвел.

Зато вид из окна…

Парящий в небе купол Исаакия нависал над площадью и сквером. Если бы у нее были мольберт, краски и еще время, она написала бы в этом городе лучшие свои картины.

Кажется, страх ее окончательно капитулировал. Желание снова рисовать пробудил этот город и… то, что Сережа ее отпустил.

Ольге вдруг захотелось его услышать. Рассказать, что из окна виден величественный Исаакий, площадь и неповторимый сквер, что, если посмотреть в окно налево, то можно увидеть памятник Николаю I, –

это предупредительно написано в красочном буклете, лежащем на прикроватной тумбочке, – и часть Мариинского дворца, что очень хочется все это нарисовать и она очень-очень благодарна ему…

Сергей долго не брал трубку, потом ответил тоном, каким обычно проводил совещания:

– Слушаю, Оля!

– Сереж, я доехала и уже в гостинице.

– Все хорошо?

Ольга поняла, что он действительно на совещании у Градова, потому что кто-то рядом с Сергеем сказал:

– Юрий Владимирович, региональное телевидение в шесть тридцать, будете вопросы читать?

– Все замечательно, Сереж. Здесь так хорошо! Но… я уже соскучилась. Как бы я хотела, чтобы ты был рядом!

– Юрий Владимирович! Вы посмотрите… Нет, я не могу так работать! – закричал уже другой голос рядом с Сергеем. – Кому пришла в голову идея печатать желтым на черном фоне?! Кто это прочитает?!

– Оль, извини. Тут такой шум! Я приеду, обязательно приеду!

В трубке поднялся такой гвалт чужих голосов, что Ольга отключилась, не попрощавшись.

Она долго стояла под душем, размышляя о том, что если Сергей приедет…

У них в Петербурге будет медовый месяц. А может, они даже обвенчаются прямо здесь, в Исаакиевском соборе. И тогда все, что было между ними плохого, сотрется, исчезнет – и страх, и недоверие, и ревность, всё-всё – растворятся, как туман над Невой…

– Я же вас уволила! – Надя с возмущением посмотрела на него, потом на красный «Лотус Эклипс», будто машину она уволила тоже и она не имеет права стоять у ее ворот.

– Ну, во-первых, я уволился сам, – Олег снял темные очки и улыбнулся. – Во-вторых, по закону я обязан отработать еще две недели, а в-третьих, я обещал Ольге Михайловне найти себе замену, но пока не нашел… Вот, подпишите это, пожалуйста. Нина Наумовна попросила. – Он протянул Наде пачку бухгалтерских ведомостей.

– Здесь? – сверкнула на него сердитым взглядом Надя.

– Что – здесь?

– Я здесь должна это подписывать, у ворот? Проходите!

Олег заглянул во двор.

– А… у Димыча нет шланга в руках?

Надя фыркнула и пошла в дом, прямой спиной и раздраженной походкой демонстрируя свое возмущение.

В этот раз она была босиком, в джинсах, какой-то микроскопической маечке, почти не прикрывающей тело, и с распущенной огненной гривой волос.

Олег завороженно пошел за этой гривой, за босыми пятками, за прямой возмущенной спиной…

Если бы Грозовский не был его другом, он мог бы признаться себе, что Надежда Петровна волнует его гораздо больше, чем хотелось бы. Вернее – чем можно позволить себе, имея в анамнезе сломанный позвоночник, опасную профессию и предательницу-жену…