Всегда солдат

Сабуров Серафим Петрович

Навстречу несся ответный шквал огня.

Увлекшись боем, гитлеровцы не заметили, как оттеснили меня к Сарабузу. Здесь базировался один из полков нашей бригады. Под маскировочными сетками стояли двухкилевые машины - пикирующие бомбардировщики. «Эх, оказались бы на их месте ястребки!
– подумал я.
– Дали бы мы тогда прикурить фрицам».

Снова атака. Вражеские трассы вспарывают обшивку моего «ишачка», машину лихорадит от одновременной стрельбы из четырех точек. И вдруг тряска прекратилась. По инерции нажал на гашетку, но отдачи не почувствовал. Кончились

патроны. А «мессершмитт» зашел ко мне в хвост. Оставалось одно - встречная атака с пустыми кассетами. На полной скорости устремился навстречу противнику.

Немецкий летчик оказался волевым. Расстояние между нами быстро сокращалось. Я уже различал за стеклом фонаря его лицо. Еще несколько секунд - и удар. Но удара не последовало. Не желая подставлять [12] брюхо своего «мессершмитта» под огонь, гитлеровец в последний момент отжал ручку от себя, и я попал в воздушную струю, оставленную его самолетом.

«Ишачка» начало швырять из стороны в сторону и резко кренить. Плоскости едва не цепляли землю. Я был на волосок от смерти. Но вот воздушный поток ослабел. Я набрал высоту, развернулся и огляделся. Ярко пылал самолет моего противника, врезавшийся в бруствер противотанкового рва. Остальных гитлеровцев точно ветром сдуло.

Перевел дыхание и взял курс на свой аэродром, но мотор сердито заурчал, несколько раз чихнул и заглох. Кончилось горючее. Раздумывать было некогда. Подо мной небольшая ровная площадка, на ней тракторы, молотилки, но места достаточно, чтобы сесть на пузо. Из-за малой высоты невозможно развернуться. Свалил машину на крыло и на скольжении дошел почти до земли.

Сбежались люди. Оказалось, я сел на площадке Сарабузской МТС. Через несколько минут к самолету подкатила легковая машина, из нее вышли двое - майор и старший лейтенант.

–  Ну, как, дружище, жив?
– спросил майор. Он пожал мне руку и представился: - Никонов, начальник штаба полка. А это Нечепуренко.

–  Сабуров, - ответил я, - из эскадрильи капитана Денисова. Сам цел, а самолету крышка.

Мой «ишачок» от капота до хвоста был покрыт слоем масла. В фюзеляже зияли пробоины. Обшивка плоскостей вспорота, словно ножницами, а консоли превратились в клочья.

–  Как только вы держались в воздухе!
– с удивлением произнес старший лейтенант.
– Уму непостижимо.

–  Тебе, Нечепуренко, еще многое непостижимо, - добродушно усмехнулся майор.
– А тебя, Сабуров, велено срочно представить новому командующему генерал-майору Острякову. Он у нас в штабе, видел твой бой и приказал привезти к себе. Садись в машину…

Я доложил генералу о результатах разведки. Он внимательно выслушал, снял телефонную трубку и приказал немедленно поднять в воздух «Петляковых». [13]

–  Ну, а теперь, младший лейтенант, рассказывайте, что случилось с вашей тройкой на обратном пути. Я поведал все, как было, ничего не утаив.

–  Да-а, - задумчиво произнес генерал, - очень жаль Пьянова, очень. Отличный был летчик, смелый и дерзкий. Боя он должен был избежать, это верно. Но почему не приказал вам перестроиться, не понимаю. Ваше мнение, Сабуров?

–

 Мне кажется, товарищ генерал, Пьянова ранило во время разведки. Я видел, как его самолет рыскнул в сторону, но тогда не придал этому значения. И еще. Когда при встрече с «мессерами» я догнал и предупредил ведущего, он как-то странно кивнул в ответ. Если бы не серьезное ранение, Пьянов не допустил бы такого промаха. Видимо, силы оставляли его и он думал лишь о том, как дотянуть до аэродрома.

–  Возможно, - согласился генерал и приказал Никонову соединить его с Бой-Бузаком.

К телефону подошел политрук эскадрильи Пятницкий. Он доложил командующему, что с аэродрома видели воздушный бой, но помочь товарищам не могли, так как все самолеты находились на задании.

Утром двадцать восьмого октября за мной прилетел на У-2 Сысоев. От него я узнал, что Пьянов сгорел вместе с самолетом, а останки Петра Кузнецова похоронили во Фрайдорфе.

Рейд на Сарабуз

Я оказался без самолета. Денисов подумал и предложил такой вариант.

В эскадрилье находился старенький И-16 пятого типа с двумя плоскостными пулеметами. В мирное время на нем после отпуска тренировались летчики, а сейчас самолет стоял на приколе, так как не имел ни бронеспинки, ни прицела.

–  Найти недостающие части можно либо на Качинском аэродроме, - сказал Денисов, - либо в Бельбеке в авиамастерских. Бери У-2 и отправляйся на поиски.

Вместе со мной вылетел старший политрук Пятницкий. До Качи дошли на бреющем полете. На аэродроме [14] царил хаос. Поле было так изрыто бомбами, что садиться пришлось между ангарами.

Вдвоем с политруком мы обошли аэродром, но не встретили ни души. Авиаучилище эвакуировалось и вывезло все, что могло пригодиться на новом месте. Кроме железного мусора, мы ничего не обнаружили.

–  Основательно потрудились качинцы, - одобрительно заметил Пятницкий, - хозяйственный народ!

В Бельбеке мы тоже не нашли ничего подходящего. Зато застали несколько человек из технического персонала. Они упаковывали остатки оборудования. Это удивило меня. Авиаучилищу, конечно, нечего делать вблизи фронта, но почему перебазируются авиамастерские! Я попытался узнать, в чем дело? Кто-то, должно быть старший в группе, угрюмо ответил:

–  Говорят, немцы прорвали фронт, вот и сматываем удочки, пока не поздно.

–  Что делать, товарищ политрук?
– обратился я к Пятницкому.
– Доставить вас в Севастополь или возвращаться?

–  Давай в Бой-Бузак, коли такая обстановка.

Я повел самолет вдоль Симферопольского шоссе. День клонился к вечеру. Огромный багровый шар солнца низко висел над пустынным морем, и от него к берегу тянулась яркая полоса. Вначале и на шоссе было пусто, но вскоре стали попадаться отдельные автомашины, причем число их росло с каждой минутой. Сперва они двигались небольшими группами, группы постепенно увеличивались и, наконец, превращались в колонны. Колонны следовали одна за другой, выдерживая определенные интервалы.