Всегда только ты
Шрифт:
— Звучит как прекрасная жизнь.
Я улыбаюсь ей.
— Куда бы ты ни пошла, я пойду следом. Ты не казалась мне любительницей сквозняков Тихоокеанского Северо-Запада, но…
Словно по команде, она дрожит, и её соски напрягаются от холода. От этого кое-какие части моего тела тоже напрягаются. Я пялюсь на неё и нежно накрываю ладонью её груди.
— Прошу прощения. Мои глаза расположены повыше, Зензеро.
Я не поднимаю взгляд. Я целую каждый сосок, описываю круги языком и лижу, пока они не превращаются в тугие
— Что? — спрашиваю я.
— Я… — она вздыхает, увлекая меня на себя, беря мой ноющий член в свои ладони, проводя большим пальцем по чрезвычайно чувствительной головке. — Я забыла. Я собиралась о чём-то поспорить, но это куда приятнее.
— Фрэнки, — шепчу я, постепенно входя в неё и прижимая к себе.
— Рен, — выдыхает она, не отрываясь от моей кожи.
Наши губы встречаются, я пробую её на вкус, целую и дразню. Плавно двигаю бёдрами, каждый толчок размеренный и благоговейный. Мои ладони находят мягкие полушария её грудей, бархатные складочки между её ног. Мои пальцы ласкают её, пока её ладони сжимают мои плечи, потом обвивают шею, пока она вздыхает и тихо вскрикивает всё с большим отчаянием.
Комната погружена в дымку отсветов пламени и свечей. Полумрак, пот, мягкие одеяла, сползающие на пол. Её ладони удерживают мои и переплетают наши пальцы. Великолепная, мучительная нужда, резкая потребность курсируют по моему телу.
Я зову её по имени, вминаясь своим телом глубоко в неё. Фрэнки крепко прижимает меня к себе, выгибается подо мной, когда волны её разрядки захватывают меня своей силой и увлекают за собой.
Хватая воздух ртом, я поворачиваю её вместе с собой, наши тела близки, но сердца ещё ближе. Я целую её в волосы, смотрю в глаза. И я изучаю Фрэнки несколько долгих тихих мгновений, запоминая отсветы огня на её коже, то, как языки пламени танцуют в её глазах, напряжённо наблюдающих за мной.
Я приподнимаюсь на локтях, осторожно отстраняясь от неё.
— Сейчас вернусь.
— Куда ты пошёл? — её ладони скользят по моей груди, голос звучит робко.
— Увидишь, — поцеловав её, я улыбаюсь. Я собирался подождать, но этот опыт научил меня одному: если есть единственно верный момент сказать кому-то, что они для тебя значат, то этот момент — прямо сейчас. Больше никакого ожидания. Больше никакой частичной правды.
Я встаю и перемахиваю через диван, прохожу по коридору и нахожу свои джинсы в куче возле ванной. Достав бумажник, я извлекаю оттуда бумажку и отбрасываю бумажник в сторону.
Закинув руки за голову и широко улыбаясь, Фрэнки наблюдает, как я возвращаюсь в гостиную.
— Думаю, тебе лучше передвигаться помедленнее, — говорит она. — Пол кажется скользким. Ты, спешащий, голый, освещённый лишь огнём… это кажется опасным.
Я улыбаюсь, замираю буквально на мгновение, давая ей полюбоваться, затем подбегаю к дивану и останавливаюсь
Фрэнки вздыхает.
— Однажды я превращу тебя в эксгибициониста ради своей выгоды.
— Вот, — поцеловав её в висок, я протягиваю ей бумажку из печенья с предсказанием, зажав её между двумя пальцами. — Окажи мне честь.
Фрэнки разворачивает бумажку, поворачивает лицевой стороной к себе, затем тихо читает:
— «Ты смотришь на свою любовь». О, Рен, — шепчет она, обняв меня одной рукой и поцеловав в шею. — Это безумно мило. И слава богу, ты не смотрел на суп с вонтонами, когда читал это.
Я смеюсь, целуя её в ответ.
— Я так рад, что вместо супа оказалась ты.
— Но ты же не полюбил меня с первого взгляда, — говорит она скептически. — Такого не бывает.
— Ну не знаю, лютик. В мой первый рабочий день ты вошла в двери, и моё сердце ёкнуло в груди. Прям весь воздух из лёгких вышибло.
— Хм. Ну, я со своей стороны осознала, что ты мне нравишься, когда врезалась в эту великолепную обнажённую грудь.
— Франческа, — я тихо рычу в её шею и покусываю.
— Ладно. Это случилось, когда ты делал отжимания без футболки.
Вжав её в диван и сползая ниже по одеялу, я устраиваюсь меж её ног.
— Мармеладка, ты меня дразнишь.
— Жучок-паучок, — Фрэнки проводит руками вниз по моей спине. — Я буду честна и признаюсь, что первое, что мне в тебе понравилось — это твоя задница, но только потому, что ты прошёл мимо меня, пока я держала голову опущенной и шла в комнату для совещаний, так что я увидела лишь заднюю часть тебя, — она одобрительно сжимает вышеупомянутый зад.
— Но потом я вошла, увидела эти медные волосы, эти зимние глаза, — она вздыхает. — И я подумала: «Ну чёрт возьми. Он под запретом, Фрэнки. Так что забуууудь».
— Не замечай то, как он внимательно слушает. Не влюбляйся в то, какой он нежный, как усердно он трудится. Не чувствуй, как влюбляешься ещё сильнее, видя, как он демонстрирует, что эта сила кроется не в утверждении власти, а в служении другим. Не люби его, когда он читает детские книжки и пускает слезу, или держит ребёнка твоей подруги так, будто он создан для того, чтобы держать детей. Определенно не отдавай ему своё сердце, когда он танцует с тобой на берегу и помогает почувствовать себя лёгкой и подвижной.
Она улыбается подо мной, лаская моё лицо.
— Не влюбляйся в него, когда он прикасается к тебе. Когда он заставляет тебя испытывать чувства в том уголке своего сердца, о существовании которого ты даже не знала. Но вопреки всем этим нелепым отрицаниям у меня всё равно не было ни единого шанса.
Её ладонь ложится на моё сердце, пока я удерживаю её взгляд.
— Франческа?
— Да, Сорен.
— Я люблю тебя. Всегда.
— Всегда, — шепчет она и скрепляет это поцелуем.