Шрифт:
Книга первая
Примечание первое
Люди, описанные в этой книге, возможно, будут жить через много-много лет в Северной Калифорнии.
Основа книги – их живые голоса; они рассказывают легенды и истории, разыгрывают спектакли и поют песни. Если читатель постарается смириться с некоторыми незнакомыми словами, то все они в итоге станут ему ясны. Будучи автором романов, я, приступая к этой работе, решила, что лучше все пояснения и примечания поместить отдельно, в последней части книги, которая называется «Приложения», тогда те, кого больше интересует сюжет, смогут не обращать на примечания особого внимания, а те, кто любит всяческие комментарии, получат их. Глоссарий также может оказаться для кого-то весьма полезным, а для кого-то просто любопытным.
Существенными представляются проблемы перевода
Песнь перепелки из Танца Лета
По поводу археологии будущего
Сколь велик восторг ученого, когда бесформенные кочки и канавы, заросшие чертополохом и кустарником, начинают вдруг приобретать некие конкретные формы: ура! здесь был внешний крепостной вал – вот ворота, а вот и амбар для хранения зерна! Сперва мы будем копать здесь и здесь, а потом я бы хотел еще взглянуть, что это там, под тем бугорком на склоне…
Ах, как хорошо им ведом настоящий восторг, когда вдруг вместе с просеиваемой землей проскользнет маленькая металлическая пластинка, а потом – одно прикосновение большого пальца, и перед вами изящная чеканка по бронзе: рогатый бог! Как я завидую им, их лопатам и ситам, их рулеткам и прочим их инструментам, а также – их мудрым умелым рукам, которые могут коснуться того, что находят! Но им недолго удается подержать свои находки в ладонях; они, разумеется, отдают их в музеи; и все-таки какое-то время они действительно держат в своих руках Прошлое…
В конце концов и я отыскала тот город, который столько времени не давал мне покоя. После целого года раскопок в нескольких неверно выбранных местах и упорного следования разным дурацким идеям – например, той, что город должен быть окружен стеной с единственными воротами, – меня, когда я в очередной раз изучала его возможные очертания на карте Долины, вдруг осенило, как если бы из-за туч внезапно ударило солнце, озарив землю вокруг: этот город должен быть именно здесь, у слияния многочисленных ручьев и речек, буквально у меня под ногами. И никакой стены вокруг него нет и не может быть; да и зачем им какие-то стены?
То, что я в воображении своем приняла за ворота, было просто мостом над местом слияния ручьев. А храмы и специальная площадь для танцев оказались вовсе не в центре города, ибо Центром считается Священный Стержень, а значительно дальше, и располагались они по одному из витков двойной спирали – разумеется, по правому – прямо среди лугов, что начинаются сразу за главным зернохранилищем города. Ну и так далее…
Но у меня нет возможности, подобно археологам, начать здесь раскопки и надеяться при этом найти осколок черепицы с крыши, переливчатое стеклышко – ножку бокала для вина, или керамическое блюдце от солнечной батареи, или маленькую золотую монетку из Калифорнии, точно такую же (ибо золото не ржавеет), как была отчеканена где-нибудь в городке золотоискателей и потрачена на шлюх или земельный участок в Сан-Франциско, а потом, возможно, была переплавлена и какое-то время служила обручальным кольцом, а потом спряталась где-то в глубоком подземелье, что, возможно, даже глубже шахты, в которой некогда было добыто то золото, и никто, никакая полиция не смогли его отыскать, а потом, побыв колечком, оно превратилось в солнышко с золотыми кудряшками лучей и было подарено искусному ремесленнику в честь его великого мастерства… Нет, ничего подобного я там, увы, не найду! Его там просто еще нет. Нет там этого маленького золотого солнышка – как они говорят, оно не живет в Домах Земли. Оно – там, в воздушных высях, в неведомых просторах, что лежат за пределами сегодняшних дней и ночей, в Домах Неба. Мое золотое украшение прячется среди черепков разбитого кухонного горшка на том конце радуги. Копайте там! Интересно, что вы обнаружите? Ну, конечно, семена! Семена дикого овса.
Я могу пройти через поля, заросшие диким овсом и чертополохом, между домами того маленького городка, который так долго искала и который называется Синшан. Потом миную городскую площадь и Стержень и окажусь прямо на площади для танцев. Вон там, к северо-востоку, где сейчас растет этот могучий дуб, будет находиться хейимас Обсидиана, а совсем рядом – хейимас Синей Глины, покопайте-ка там, на северо-западном склоне горы; чуть ближе ко мне и ближе к Стержню расположена хейимас Змеевика; потом обе хейимас Красного и Желтого Кирпича – на юго-восток и юго-запад у тропы, ведущей к ручью. Им придется осушать это поле, если они захотят построить там хейимас, что они, по-моему, и сделают: построят под землей свои храмы, и только их пирамидальные крыши с окнами фонарем будут видны отсюда да украшенные орнаментом входы на лестницы. Это я способна видеть довольно ясно. Здесь мне позволено видеть внутренним взором все, что угодно. Я могу стоять посреди пастбища, где пока что нет еще ничего, кроме солнца и дождя, дикого овса и чертополоха да диких зарослей козлобородника; здесь не пасутся тучные стада, только мелькнет порой дикий олень, но я могу стоять здесь и видеть, закрыв глаза: площадь для танцев, ступенчатые крыши хейимас, луну, словно выкованную из меди, прямо над хейимас Обсидиана. Ну а если я прислушаюсь, то неужели не смогу услышать их голоса своим внутренним слухом? А вы, Шлиман, слышали голоса на улицах Трои? Если да, то и вы тоже были сумасшедшим. Все троянцы давным-давно умерли, три тысячи лет тому назад! Но кто из них дальше от нас, кто более недостижим, кого труднее услышать – мертвых или еще не рожденных? Тех, чьи кости истлели в зарослях чертополоха под землей, под надгробиями Прошлого? Или тех, кто скользит невесомо в мире молекул и атомов, там, где столетия пролетают как день, – прекрасных людей, живущих у подножия огромной, похожей на колокол Горы Вероятного?
До них не доберешься, сколько ни копай. У них еще нет костей. Единственные человеческие кости, которые можно было бы найти на этом лугу, – это кости первых здешних поселенцев, однако они никогда никого не хоронили здесь и, к сожалению, не оставили ни гробниц, ни хотя бы черепицы с крыши или осколка глиняного горшка; нет здесь ни старинных стен, ни монет. Если у них когда-то и был здесь город, то он должен был быть построен из того же, из чего сделаны леса и луга, и теперь совершенно исчез, растворившись в них. Можно сколько угодно прислушиваться, но ничего не услышишь: все слова их языка тоже исчезли, исчезли полностью. Они обрабатывали обсидиан, и это осталось; там, в долине, на краю частного аэропорта, принадлежащего одному богачу, была мастерская, и вы можете отыскать там сколько угодно осколков, но за все эти годы ни разу не попалось ни одного изделия целиком. Больше никаких следов не найти. Они владели своей Долиной очень легко, едва прикасаясь к ее миру, растворяясь в нем. Ступали по земле мягко. Так будут ступать и те, будущие, кого ищу я.
Единственный способ найти их, на мой взгляд, таков: возьмите на руки своего сынишку или внука, в крайнем случае «займите» у кого-нибудь из друзей ребенка месяцев десяти, но не старше года, и прогуляйтесь с ним среди дикого овса, которого много в поле за амбаром. Потом постойте под дубом в низине, внимательно глядя на бегущий ручей. Стойте, почти не дыша: вдруг ваш малыш увидит что-нибудь, или услышит чей-нибудь голос, или даже заговорит с кем-нибудь, явившимся из его далекого Дома.
Часть I
Говорящий камень
Говорящий Камень – это мое последнее имя. Я его получила по собственному выбору, потому что мне непременно нужно было рассказать о том, где я побывала в молодости; теперь-то я нигде не бываю, а просто сижу, неподвижная как камень, у нашего дома, в Долине. Я уже добралась до своей конечной цели.
Я из Дома Синей Глины, а живу вместе со всей семьей в Синшане, в доме под названием Высокое Крыльцо.
Мою мать в детстве звали Зяблик, потом – Ива, а потом она получила имя Пепел. Имя моего отца было Абхао, что на языке жителей Долины значит «убийца».