Всего четверть века
Шрифт:
— Слушай, Колька, — подтрунивал Игорь. — где ты эту бабу взял, из лаборатории?
— Какой лаборатории? — не понял членкор.
— Да она синтетическая, по-моему. Вся по стандарту мер и весов изготовлена. Старым способом такую не сделаешь.
— Не волнуйся, девушка натуральная, — заверил Коля.
— А ты её внимательно рассматривал? Фабричной марки нигде не обнаружил?
— Зачем ей марка! И так видно, что девушка фирмовая, — самодовольно отшучивался членкор. — В старину технология надёжно разрабатывалась.
— Всё-таки присматривайся!
Игорь относился к членкору слегка иронически. И не потому, конечно, что его раздражала, как некоторых, неуязвимая Колина карьера, вечный попутный ветер, а самого Игоря ветры не баловали. Способности друга никто из нас под сомнение не ставил. Однако очень уж заметно стало, как Коля быстро возвышается в собственных глазах, проникаясь самоуважением и чувством непогрешимости в своих поступках. И с этой точки зрения шутливое предостережение Игоря было бесполезным. Ослепительная улыбка синтетической девушки Колю явно не утомляла, он уже проглотил крючок, и она умело выбирала леску.
— Побей меня бог, — сказал мне Игорь, глядя на них со стороны, — он на ней женится.
— А как же свобода?
— Свобода — всего лишь осознанная необходимость.
— Необходимость обзавестись такой куклой?
Игорь засмеялся.
— Ты разве членкор? Откуда тебе знать, что необходимо человеку в твоём положении? И вообще… Она наверняка хорошо смотрится в машине за рулём или в ванной на фоне чёрного кафеля, да и в других местах в доме.
Я вспомнил далёкое «У меня для этой самой штуки…»
— Всё возвращается на круги своя. На новом витке спирали.
— Смотря сколько витков жизнь отпустила.
Будто перекликаясь с нами, Сергей завёл в гостиной любимого Окуджаву:
Кавалергарда век недолог, И потому так сладок он. Труба трубит, откинут полог, И где-то слышен сабель звон.— Я часто вспоминаю Олега, — сказал я. — Неужели он навсегда сгинул?
Игорь наклонил голову:
— Навсегда.
— Ты и раньше был уверен, что он не вернётся. Почему?
Игорь снял очки, которые стал недавно носить, и протёр стёкла носовым платком.
— Олег умер. Я знаю. Но не хотел никому говорить.
— Что ты знаешь?
— Хорошо. Тебе расскажу.
— А Лиде? Детям? — поразился я.
— Им — нет.
— Но ты же обязан сказать им, если знаешь.
— Когда я расскажу, ты поймёшь, что говорить не стоит. Так лучше. Для них.
Мы хотели уединиться, чтобы поговорить, но помешал Вова. Собственно, он просто разглагольствовал за столом о несолидности отдельных людей, однако Игоря слова его задели и остановили.
Вова, бывший рыбак, порядком располневший и представительный, занимал солидное положение в облздраве. Правда, поговаривали о нём разное, в основном нелестное, а попросту, что бесплатную нашу медицину люди, окружающие Вову, превратили в платную, и даже такую, что не каждому по карману. Но Вова держался твёрдо, отвергая обывательские сплетни и подробно разъясняя, откуда берётся беспардонная клевета. Именно на эту задевавшую его тему он сейчас и распространялся и неожиданно и Игоря задел.
— Уровень сознательности отдельных людей ещё низкий. Заболел человек, а доброхоты ему шепчут: неси давай, иначе лечить не будут. По невежеству шепчут, а тот слушается и несёт. Сам. Никто у него ничего не вымогает.
— Однако берут? — спросил Игорь.
Вопрос Вове не понравился, но он виду не подал, вздохнул только:
— Не все святые, к сожалению. Да и как докажешь какому-нибудь Фоме неверующему, что врач и так свой долг выполнит, без его «благодарностей»? Мы недавно с одним завотделением разбирались, а он нам: это психотерапия, говорит, больной себя чувствует увереннее.
Вова засмеялся и заключил серьёзно, сворачивая тему.
— Ну, мы этому «психотерапевту» всыпали, конечно, по первое число… От заведования отстранили.
Но свернуть тему не удалось.
— Я знаю, о ком ты говоришь, — сказал Игорь, — он теперь не хуже должность занимает.
Удар пришёлся не в бровь, а в глаз. Вова покраснел, как рак:
— Что ты этим сказать хочешь?
— С координацией движений у вас неважно, видно. Правая рука не знает, что левая делает.
Вова вскипел:
— Я, конечно, не хирург. Нам по живому резать противопоказано. Мы с людьми разбираемся. Если мы ампутировать начнём, кто работать будет? Думаешь, к тебе придраться нельзя? Тебе не несут?
— Случается.
— Ага! — обрадовался Вова. — И ты их, конечно, в шею? Или не всегда?
Он был готов завестись ещё больше, но новая супруга, прозванная когда-то Олегом «вдовой» и сохранившая этот титул, несмотря на то, что все три её мужа благополучно здравствовали, вмешалась, чтобы утишить страсти:
— Владимир! Зачем заострять? Игорь — прекрасный специалист, он спасает людей, а если что и взял, так дал много больше.
За последние годы «вдова» совершила счастливую метаморфозу, а именно — успокоилась в жизни. Нашла Вову и успокоилась. И он её тоже нашёл. Говорят, только раньше существовали супружеские пары, подобные сиамским близнецам, и не в том грубом смысле, что «муж и жена — одна сатана», а в смысле полной душевной гармонии. Сейчас, конечно, время другое. Супружескую жизнь гораздо больше борьба самолюбий характеризует, чем единство душ. Однако наши друзья — «вдова» и Вова — эту мрачную тенденцию счастливо преодолели. Много пострадали они на жизненных дорогах, ища друг друга, но зато уж нашли и объединились напрочь, думаю, до конца дней, потому что зимнюю дачу строят, а это признак надёжный. Так что взаимопонимание у них полнейшее. Вот и сейчас: стоило супруге сделать замечание, как Вова её немедленно понял и тон сменил, хотя соль на рану и попала. Но он сказал примирительно: