Всего один день. Лишь одна ночь (сборник)
Шрифт:
Я убираю телефон и снова любуюсь проплывающим Парижем, мне спокойно, я как будто пьяна какой-то навевающей сон радостью. Через некоторое время Уиллем возвращается ко мне. Мы молча сидим и слушаем плеск воды и болтовню датчан. Он достает монетку и снова перекатывает ее по костяшкам. Я смотрю на его руку, словно загипнотизированная мягким покачиванием лодки. Все идет спокойно, пока датчане не начинают кричать. Уиллем переводит: – Они, видимо, спорят о том, снималась ли некая знаменитая французская актриса в порнофильме.
– Ты и датский знаешь?
– Нет, просто он похож на голландский.
– А
– Свободно?
– Боже. Лучше бы не спрашивала.
– Свободно говорю на четырех. Еще как-то понимаю немецкий с испанским.
Я восторженно качаю головой.
– Да, но ты сказала, что говоришь по-китайски.
– Я не столько говорю на нем, сколько его калечу. У меня нет слуха, а для китайского это важно.
– Скажи что-нибудь.
Я смотрю на него.
– Ni zhen shuai [13] .
13
Ты очень привлекательный (кит.).
– Еще что-нибудь.
– Wo xiang wen ni [14] .
– Теперь услышал, – Уиллем прикрывает голову. – Прекрати. У меня уже кровь из ушей пошла.
– Заткнись, а то правда пойдет, – я толкаю его понарошку.
– Как это переводится?
Я смотрю на него. Ни за что не скажу.
– Ты это просто выдумала.
Я пожимаю плечами.
– Ты все равно этого не узнаешь.
– Так что это значит?
Я ухмыляюсь.
– Придется в словаре искать.
14
Я хочу тебя поцеловать (кит.).
– А написать можешь? – Уиллем достает свою маленькую черную книжку и открывает на чистой странице ближе к концу. Потом принимается рыться в рюкзаке. – У тебя ручка есть?
У меня капиллярная ручка, которую я стянула у папы, на ней выгравировано: «ДЫШИТЕ ЛЕГКО С ПУЛЬМОКЛИР». Я рисую иероглифы: солнце, луна, звезды. Уиллем восторженно кивает.
– Смотри, вот мой любимый. Двойное счастье.
– Видишь, симметричный?
– Двойное счастье, – повторяет Уиллем, повторяя черточки движением указательного пальца.
– Это распространенное словосочетание. Часто используется в названиях ресторанов и всякого такого. Мне кажется, оно обозначает удачу. В Китае этот иероглиф непременно увидишь на свадьбе. Наверное, это связано с его этимологией.
– И какова она?
– Юноша отправился в долгий путь, чтобы сдать очень важный экзамен, после которого он мог бы стать министром. Проходя через одну горную деревеньку, он заболел. За ним ухаживал местный доктор, и когда юноша шел на поправку, он познакомился с его дочерью, они полюбили друг друга. Прямо перед его уходом эта девушка читает ему строчку из стихотворения. Парень отправляется в столицу, сдает экзамен, император очень впечатлен. И наверное, в качестве дальнейшей проверки произносит строку из стихотворения. Юноша, конечно, сразу же понимает, что эти загадочные слова – часть того же стихотворения, которое цитировала ему и та девушка, поэтому повторяет ее строчку. Вдвойне пораженный, император
Уиллем качает головой:
– Я думаю, под двойным счастьем подразумевается то, что две половинки нашли друг друга. Как с тем стихотворением.
Я об этом никогда не думала, но, конечно же, так оно и есть.
– Ты помнишь эти строки?
Я киваю.
– Зеленые деревья стоят под весенним дождем так близко к небу, а небо над ними так мрачно. Красные цветы покрывают землю от края до края так, как будто вся земля окрашивается в красный цвет после поцелуя.
Последний отрезок канала проходит под землей. Сводчатый потолок настолько низкий, что я, вытянув руку, достаю до склизких кирпичей. Тут жутковато, хоть и тихо, но есть эхо. Даже шумные датчане притихли. Мы с Уиллемом сидим на борту свесив ноги и, когда достаем, пинаем стены.
Он тычет большим пальцем в мою щиколотку.
– Спасибо.
– За что?
– За то, что устроила это, – он показывает на лодку.
– Не за что. А тебе спасибо за все это, – я показываю пальцем вверх, туда, где, без сомнения, своей жизнью живет Париж.
– Обращайся, если что, – Уиллем осматривается по сторонам. – Хорошо тут. На канале. – Потом смотрит на меня. – С тобой.
– Уверена, что ты это всем каналам говоришь, – тем не менее в темноте этих пахнущих плесенью стен я краснею.
Так мы сидим до самого конца поездки, болтаем ногами, колотя по борту. Иногда до нас доносятся обрывки смеха или музыки. Такое ощущение, что тут, внизу, город делится с нами секретами, которые можно доверить лишь тому, кто хочет слушать.
Восемь
Морской Арсенал – это как парковка для лодок, которые плотными рядами стоят по обе стороны бетонного причала. Уиллем помогает капитану Джеку поставить лодку в отведенное для нее узкое пространство, выскакивает и завязывает веревку сложным узлом. Потом мы прощаемся с датчанами, которые к этому моменту уже изрядно пьяны, я записываю номер Агнеты, обещая отправить ей фотографии, как только будет возможно.
Капитан Джек пожимает нам руки на прощание.
– Мне немного стыдно, что взял твои деньги, – говорит он.
– Нет. Не стоит, – я вспоминаю выражение лица Уиллема, о том, как мы плыли по туннелю. Одно это стоило ста баксов.
– Мы их скоро у тебя отберем! – кричит Густав.
Жак пожимает плечами. Он целует мне руку, а потом помогает выбраться на сушу, а Уиллема чуть не обнимает.
Когда мы отходим, Уиллем похлопывает меня по плечу.
– Заметила, как называется лодка?
Нет. Хотя имя выгравировано синими буквами прямо на корме рядом с красной, белой и синей полосами французского флага. Виола. Довиль.
– Виола? В честь героини Шекспира?
– Нет. Жак хотел назвать ее «Вуаля», а его кузен написал с ошибкой, но ему понравилось, и он зарегистрировал такое имя.
– Та-а-а-к… как-то это странно, – говорю я.
Уиллем, как всегда, улыбается.
– Случайные совпадения? – у меня вдруг по спине побежали мурашки.
Уиллем почти что торжественно кивает.