Всего один шаг
Шрифт:
А потом болезнь победила, и в голове моей слова сами собой стали складываться в стихи. Нормальные современные слова хуже поддавались рифмованию, древний язык был более звучным, и меньше было шипящих, скрежещущих слов. Но мне удавалось складывать стихи и из современных слов, пусть и не такие красивые, как древние. Я стал заносить их в память прибора, пользуясь клавишами, которые к тому времени уже вполне освоил. А однажды не выдержал, и во время прогулки стал читать вслух то, что помнил наизусть. И сам удивлялся, слушая ритмичные
Но некоторые из стихов для меня всё ещё оставались тайной. Так, из стихов я выяснил, что древние Разумные питали некие сильные чувства к существам и вовсе полуразумным, именуемыми в древнейших документах «женщины». Что это за «женщины» и какие у них были отношения с Разумными, так и осталось неясным.
Ещё одно непонятное — примерно такие же чувства, хотя и несколько иного рода, питали древние к своим коллегам, которых называли непонятным словом «друг». Как я ни бился, не смог найти ему современного аналога. Коллега — понятно, мой господин — понятно, просто господин — тоже понятно… Хозяин, Владыка и сам Великий и Мудрый Повелитель Вселенной — всё это понятно. А вот «друг»?
Ну вот скажите, какая беда в том, что помер кто-то из коллег? Ну помер и помер, другого пришлют. У нас вот за то время, пока я здесь, двое умерли сами, одного убили в драке и ещё один скончался от игры в «чику». Мне-то от того какая печаль? Да и остальным то же. Древний же автор переживал за смерть «друга», как за свою собственную. Смысл?
Я остановился, как вкопанный, тупо глядя на громаду ангара с жилой пристройкой. Да, добром это не кончится определённо. Надо же, не заметил, как назад вернулся…
Шагомер, исполняющий по совместительству функции измерителя времени, издаёт длинный писк. Однако время ужина, не опоздать бы.
Старший смотритель лениво жрал кашу, сыто причмокивая. Ему хорошо, у него пайка усиленная…
— Ну чё, дефектный… — обратился ко мне начальник. — Много нашёл?
— Да, мой господин! — таращу я на него глаза.
— Что «да»?
— Ничего не нашёл, мой господин!
— А чего тогда «да»?
— Да, мой господин!
— Придурок… — начальник презрительно икает. — Давай свой шагомер!
Я протягиваю ему коробочку шагомера, и начальник суёт её в прорезь контроль-машины. Машина коротко мигает огоньком — «норма сделана»
— Иди жри свою кашу и убирайся в свою вонючую нору! И чтобы я тебя тут не видел!
— Да, мой господин!
Я знаю — он с удовольствием лишил бы меня не только каши, но и воды, да не может. Если я сдохну, его для начала выпорют, а затем, возможно, и вовсе разжалуют в двенадцатизначные, а его номер будет носить новый начальник. Потому как висит он на волоске — четыре жмурика за короткое время. Не бережёт рабсилу, убыток!
Я замираю с миской каши в руках. На каком «во-лос-ке»? Я никогда, НИКОГДА не слышал подобного слова. Дикое, немыслимое слово, которое и выговорить-то невозможно! Похоже, болезнь крепчает…
— Эй, дефектный, чего встал? Или каша не по вкусу? Давай сюда, мы съедим!
Я оборачиваюсь и злобно, с шипением скалюсь. Шутник умолкает. Так-то лучше, ребята. Пусть я придурок, но я опасный придурок…
Доев кашу, я беру свою пластиковую бутыль, и пищеблок-автомат отмеривает мне мою порцию воды. Я иду к себе, не обращая внимания на разговоры коллег — те достали новый большой тюбик универсального клея и собираются вечером «занюхать». Ваше дело, придурки, у меня есть своё.
В ангаре на стапеле покоится катер-буксировщик, при помощи которого сволакивают назад в море выброшенные на берег баки, а также два скутера, на которых развозят по берегу смотрителей. Кстати, мне достался ближний участок, как дефектному — это чтобы лишить и удовольствия ездить на скутере. Когда-то давно, говорили, скутеры просто целый день курсировали вдоль берега, но потом пришли к выводу, что гораздо дешевле держать штат обходчиков из двенадцатизначных, чем тратить моторесурс дорогой техники…
Свет в ангаре не горит — где-то что-то сломалось, а чинить некому уже вот который год. Да, Истинно Разумные понемногу развиваются, как нам и говорили в воспиталище. Избавляются от ненужного… Зачем тут свет, в ангаре, если есть фонарики?
Я закрываю за собой ржавую визгливую дверцу, почти на ощупь пробираюсь в свой угол. Очень хорошо, что дверь скрипит — никто не подберётся незамеченным. Да только никто и не пытается проникнуть в мои тайны. Я сильно подозреваю, что до утренней каши никто из коллег не вспомнит о моём существовании. Это хорошо…
Я достаю своё сокровище, глажу его. Мой, мой…
Крышка откидывается с лёгким щелчком. Светится экран. Сейчас… Вот сейчас…
«Батарея разряжена!» загорается молчаливая надпись. Некоторое время я смотрю на приборчик, холодея от предчувствия надвигающейся страшной беды. Батареи служат долго, очень долго. Дольше, чем живёт Истинно Разумный, если он не Бессмертный, Носящий Имя. Но кто знает, сколько лет пролежала эта машинка в щели на старом пирсе?