Всего одна неделя
Шрифт:
– Виновный за это поплатится, – мрачно пообещала я.
– О, черт! – негромко воскликнул Уайатт, понимая, что речь идет о нем, но не подозревая, чем именно заслужил немилость. Конечно, зная тему разговора, мог бы и догадаться. Но ведь он еще и понятия не имел, что обижать миссис Мэллори строжайше запрещено.
– В отношении данной ситуации возможны две линии поведения, – продолжала мама, и я поняла, что она уже успела рассмотреть вопрос с различных точек зрения. – Первая заключается в том, что тебе следует должным образом отчитать виновного, чтобы он понял, как надо себя вести, и в дальнейшем уже не повторял подобных ошибок. Вторая же предполагает, что ты можешь дать ему поблажку, учитывая неопытность и неосведомленность.
– «Поблажку»? А что это такое?
– Узнаю мою дочь, – одобрительно произнесла мама.
– А почему ты до сих пор не спишь? Ответила с первого же звонка, словно держишь телефон в руках.
Если честно, мне просто было любопытно услышать ее ответ. Дело в том, что мама буквально спала с телефоном, когда волновалась за одну из нас. Привычка уходила корнями в то время, когда мне исполнилось пятнадцать и я начала встречаться с мальчиками.
– Я не сплю с телефоном с тех самых пор, как Дженни закончила колледж. А сейчас просто все еще вожусь с этими дурацкими квартальными отчетами, а компьютер то и дело зависает. Вот, опять начал печатать какую-то чушь. С удовольствием отослала бы отчет в закодированном виде, ведь налоговое ведомство присылает такие отвратительно четкие и детальные инструкции и правила, хотя сотрудники понятия не имеют, что делают. Как, по-твоему, они к этому отнесутся?
– Плохо отнесутся. Налоговое ведомство чувством юмора не обладает.
– Знаю, – мрачно согласилась мама. – От руки можно было бы сделать все гораздо быстрее, если бы знать, что эта дурацкая техника сойдет с ума. Но ведь в компьютере все мои файлы. Теперь непременно буду оставлять бумажную копию.
– А разве у тебя нет страховочного диска?
– Разумеется, есть. Только спроси, работает ли он.
– Думаю, неисправность достаточно серьезная, так что ничего не получится.
– Конечно. И вообще я уже устала от всей этой возни Но победить монстра – дело чести, сама понимаешь.
Последнее высказывание означало, что мама собирается бороться, даже перейдя за ту грань, когда всякий нормальный человек уже сдался бы и отвез компьютер в мастерскую.
Здесь мне кое-что пришло в голову, и я вопросительно взглянула на Уайатта:
– Можно, я скажу маме о тех волосках, которые вы нашли?
Он на секунду задумался и кивнул.
– Что за волоски? – заинтересовалась мама.
– Следствие обнаружило на днище моей машины два темных волоса длиной около десяти дюймов. Ты не знаешь кого-нибудь с такими волосами, кто хотел бы меня убить?
– Хм-м... – Мама явно задумалась. – Волосы просто темные или черные?
Я переадресовала вопрос Уайатту. На лице лейтенанта возникло такое выражение, словно он хотел сказать, что не видит в этом существенного различия, но потом напрягся и сумел все-таки это различие осознать.
– Скорее черные, – ответил он.
– Черные, – перевела я.
– Естественные или крашеные?
Мама оказалась в своей стихии. Я обратилась к Уайатту:
– Естественные или крашеные?
– Пока не знаем. Улики должны подвергнуться тщательному анализу.
– Вопрос еще выясняется, – ответила я маме. – Ты о ком-нибудь вспомнила?
– Ну, существует, например, Мелинда Коннорс.
– Но это же было тринадцать лет назад, когда я выиграла у нее титул «Королева выпускного бала». Она уже наверняка давно об этом забыла.
– Не уверена. Мне эта девочка всегда казалась мстительной.
– Мелинда слишком нетерпелива. Она ни за что не смогла бы ждать целых тринадцать лет.
– Что правда, то правда. Хм-м... И все же сделала это женщина, которая тебе почему-то завидует. Или ревнует. Спроси-ка Уайатта, с кем он встречался до тебя.
– Об этом мы уже думали. Он утверждает, что подходящих кандидатур нет.
– Если молодой человек не вел монашеский образ жизни, кандидатуры наверняка найдутся.
– Знаю, но он отказывается даже называть имена, зная которые я могла бы сама все выяснить.
Уайатт подошел и сел рядом со мной, всем своим видом выражая тревогу.
– О чем вы говорите?
– О тебе и твоих женщинах, – ответила я, поворачива ясь спиной и закрывая трубку, чтобы он не мог подслушать.
– Моих женщин не существует, – раздраженно возразил Уайатт.
– Слышала? – спросила я маму.
– Слышать-то слышала, да только не верю. Поинтересуйся, как долго до встречи с тобой он соблюдал обет безбрачия.
Обратите внимание: подразумевалось, что мама считает период безбрачия законченным. А сам факт абсолютного без различия к моей нынешней личной жизни свидетельствовал о полном и безоговорочном одобрении спутника этой самой жизни, что уже само по себе было очень важным. Одобрение мамы в значительной степени определяет семейное счастье.
Я взглянула через плечо:
– Мама хочет знать, сколько времени прошло между твоим последним свиданием и нашей встречей.
Бладсуорт казался несколько растерянным.
– Неправда, она этого не сказала.
– Сказала. Возьми трубку, она спросит тебя сама. Я протянула трубку, и он неохотно ее взял.
– Алло!
Потом долго говорила мама. Уайатт слушал, и на щеках его постепенно разгорались алые пятна. Наконец он даже прикрыл ладонью глаза, словно стремился спрятаться от вопроса.
– Ну... недель шесть, – неуверенно произнес он после паузы. – Возможно, даже дольше. Передаю трубку Блэр.
Передать трубку достаточно быстро Уайатту не удалось. Наконец я все-таки взяла ее и продолжила разговор:
– К каком выводу ты пришла?
– Шесть недель – немалый срок. Если помешаться на ком-то и сходить с ума от любви и ревности, ждать так долго невозможно. Так что скорее всего здесь мы ничего не найдем, – заключила мама. – А как насчет тебя? Может быть, кто-то из твоих «полупарней» впоследствии начал встречаться с излишне чувствительной особой и прежние отношения вызвали у нее резкий приступ ревности?