Всех убить нельзя

Наседкин Николай Николаевич

Вера (за кадром). Придётся сейчас полы сразу мыть...

Наташка сидит рядом на табуреточке, глаза - в пол-лица, испуг через край в них плещется. Антон, согнувшись, совсем как Деваха у батареи, вглядывается в глубокую скважину глазка. Вдруг по нервам ударяет звонок. Они все трое разом вздрагивают. Ещё: др-р-рлин-н-нь! И ещё: др-р-рлин-н-нь! И ещё, и ещё. Жёсткий палец там, в коридоре, утопил кнопку звонка и лишь, видимо, слегка её покачивает.

Вера затыкает уши, сгибается к коленям и начинает рыдать. Всхлипывает Наташка.

Антон обалдело смотрит с полминуты на белую коробочку под потолком, невольно морщась каждый раз при новой трели, потом подпрыгивает, срывает звонок. Тот хрястается об пол.

Голоса за дверью. Открывай, козёл! А ну - открывай! Всё равно ведь откроешь - куда денешься? Давай, давай, быстро!..

Вера (поднимая заплаканное, страшное в этот момент своей некрасивостью грязное лицо). Го... го... говорила - телефон... Всё тянешь, тянешь...

Антон (зло отмахиваясь). Да о чём ты! (За кадром) Да-а-а, телефон сейчас бы не помешал...

В дверь начинают долбить ногами.

Голоса за дверью. Открывайте, эй! Щас дверь высадим!

Дверь трещит, трясётся. Видно, что долго не выдержит.

Антон. Наташка, быстро - молоток и самые большие гвозди!

Сам сбрасывает плащ, бежит через кухню на лоджию. Там лежат две доски толщиной почти с кирпич: одна метра два длинной, другая чуть короче. Антон втягивает их в прихожую, примеривает - в аккурат. Длинная доска перекрывает через центр дверь по высоте, вторая ловко упирается в плинтус напротив, под телефонной пустой полочкой, и - под утлом к первой.

В это время гаснет свет.

Антон. Гады! Вырубили пробки в коридоре. Вера, зажги фонарик!

Вера достаёт фонарик - он где-то здесь же, на обувной полке хранится, включает. Яркий луч пляшет по потолку, опускается на дверь.

Антон. Наташа - свечи!

Сам принимается вколачивать гвозди, соединяя доски в крепкий упор. Наташка приносит из комнаты и ставит на телефонную полочку сувенирный канделябр с тремя цветными столбиками, суетливо чиркает спичкой, поджигает. Качаются фантастические тени по углам. Наташка снова пристраивается на табурет. Антон притаскивает, сбегав с фонариком, из кухни хохломскую хлеборезную доску, прилаживает над упором, прибивает к вертикальной доске и к двери насквозь. Всаживает гвоздей восемь.

Антон садится рядом с Верой на полированный обувной ящик. Все трое напряжённо смотрят на замки. Из коридора громят уже всерьёз - плечами, подошвами, бутылкой. Хр-р-рес-с-сь! Хр-р-рес-с-сь! Слышно, как ножом полосуют дерматиновую обивку.

Антон (деловито). Везёт, что коридор у нас узкий - разбежаться и садануть как следует не смогут.

Вера (смотрит на Антона жалким, каким-то затравленным взглядом). Что же соседи, а? Антош, что же соседи, а? (При неровных бликах свечей лицо её походит на гипсовую посмертную маску)

Антон (вскакивая). Надо в девяносто вторую стучать.

Он - прямо в заляпанных грязью туфлях - бежит в комнату, по ковру, приникает к узкому пространству между книжными полками и сервантам. В серванте - стандартный набор хрусталя, фарфора, на верхних полках - книги. Антон стучит костяшками пальцев в стену, морщится от боли. Тихо. Колотит кулаком. Хватает хрустальную вазу из серванта, бьёт донышком - тяжёлым, литым. В обоях появляются вмятины. Ни отзвука.

Антон. Чёрт! Неужто дома нет? Да - дома, дома! Притаились, замерли... Ну только б позвонили по ноль-два...

Антон, подсвечивая фонарикам, стремительно идёт на кухню.

Антон. Попробую в девяносто четвёртую. Хотя...

На кухне Антон снимает со стены (висит столовый набор) поварёшку, стучит над мойкой, прислушивается. Бесполезно. Швыряет поварёшку на стол. Достаёт ледяное пиво из тёмного нутра холодильника, отбивает пробку о край стола. Залпом, не отрываясь, выпивает из горлышка. Заломило зубы - морщится, качает головой, согревает рот ладошкой. Возвращается в прихожую. Жена с дочерью всё так же оцепенело не сводят глаз со вздрагивающей двери, сосредоточенно слушают угрозы.

Голоса из коридора. Открывайте, мать вашу! Хуже будет!..

Антон машинально берёт открытку, подсвечивает, бормочет, читая.

Антон. "Телефон будет установлен в четвёртом квартале..."

Сминает открытку, отшвыривает в угол. Подходит к зашторенной нише, шарит за ящиком с инструментами, достаёт туристский топорик в чёрном дерматиновом чехле. Расчехляет, деловито пробует пальцем лезвие. Садится рядом с Верой, ставит топорик у ног, прислоняет к стене. Вера, странно апатичная, обидно усмехается: куда, мол, тебе!

Внезапно вспыхивает свет. Антон и Наташка вскакивают, смотрят, щурясь, на плафон. Горит, светит! Вера отрешённо протирает лицо носовым платкам, сморкается. Антон одним выдохом задувает свечи. И в этот же миг свет гаснет. И вновь зажигается. И тухнет. И вспыхивает. Антон, злясь, ломая спички, затепливает свечи, надавливает на выключатель. Стоит пару секунд, раздумывает. И начинает ковыряться, отпирать замки.

Вера. Ты что?

Антон. Ничего! Идите в комнату с Наташкой. Я с ними поговорю... (Берёт в правую руку топорик)

Вера (вцепляясь в его руку). Да ты что? Их вон сколько! Поговорит он!.. Ничего они не сделают: постучат и уйдут. Сядь!

Антон. Эх, ружьё бы сейчас! (Скрипнув зубами, садится снова рядом с женой, кладёт топорик рядом. И вдруг визжит) Эй, вы там! А ну перестаньте! Прекратите сейчас же, сволочи!

За дверью становится тихо. Антон неуверенно глядит на Веру, она - на него. Наташка, приоткрыв рот, вытянув тонкую шею, вслушивается: неужели всё? Антон вскидывается: глянуть в глазок - забыл, что сам же перекрыл его доской. Проходит минута. Откуда-то издалека, из-за двух-трёх стен, доносится скорбная музыка - Бетховен. Наташка горячо быстро дышит. Вера, наоборот, затаилась, сдерживает дыхание, ждёт.