Вселенная начинается на Земле
Шрифт:
– Матвеева, представьте, будьте добры, своего друга.
Ира уже опомнилась и была полна решимости защитить своего Кроша. С напускной робостью ответила:
– Профессор, это Крош, мой домовичок. Крош, это профессор Толкин, наш декан. Он у нас строгий, но справедливый, ты его не бойся.
Андрей прыснул в кулак, все заулыбались, поняв игру девочки. От ее робости не осталось и следа. Крош все также стоял, прижавшись к хозяйке, гладившей его по голове.
– Ну, господа, вы хотите мне что-то сказать, я вижу.
– Профессор, не выгоняйте
– Хорошо. Пусть Крош сам скажет, чего он хочет, – предложил декан.
Крош понял, что его никто не выгоняет, но от защитницы не отходил.
– Я хочу жить там, где живет Ира. Она меня спасла и учится в волшебной школе. Я тоже существо волшебное, и хочу быть рядом с Ирой. Я отсюда никуда не уйду.
– Заявление серьезное. Ну, а где вы, мистер Крош, будете жить, то есть, спать?
– Профессор Толкин Торсион Игнатьевич! Я, если позволите, облюбовал вон тот шкаф, и в нем ящик. Там они, – он показал на ребят, – часто сидят, я все их разговоры слышал и никому не сказал! – с гордостью закончил.
Ира взлохматила и без того лохматые космы Кроша.
– Ты, Крошик, всегда был умницей!
– Итак, вы ходатайствуете о том, чтобы домовичок, воспитанник Иры Матвеевой, поселился в нашем корпусе – я правильно понял?
– Да, профессор! – радостно загалдели ребята, чуть не перебудив всех.
– Тихо, вы! Еще не хватало устроить ночной бедлам в присутствии декана. – Лукаво улыбаясь, приструнил он ребят. – Теперь быстро все по кроватям! Крош, если тебя кто обидит, смело иди ко мне. Спокойной ночи! – и вышел. Какая там спокойная ночь!
Трудно описать, что творилось утром в корпусе Чародеев, а потом и в Трапезной, когда Чародеи гордо повели Кроша на завтрак!
Утром, встав пораньше, друзья посадили домовичка в кресло, и стали, загородив его ото всех. Входящих в гостиную встречал Андрей с плакатом в руках: «Встречайте новосела!» Когда все собрались, ребята расступились, и показали Кроша. Ира его умыла и расчесала, и домовичок независимо смотрел на глазеющих ребят.
– Эй, а кто это? – спросил Минаев.
– Это, Толик, наш домовичок, он будет жить с нами.
– Ух ты, класс! А что он ест?
– Сразу видно практичного человека, – фыркнул Саша, – Не имя спросил, а чем кормить его.
Чародеи весело галдели.
– Тихо! Слушайте все! – Крикнул Роман. – Домовика зовут Крош, он ест то же, что и мы, приехал к своей спасительнице, Ирине Матвеевой. Живет он вот в этом шкафу, помните и не балуйте. Кто обидит нашего мальчика, будет иметь дело с нами. А теперь идем в Трапезную.
Мальчишки сплели руки, поставили на них Кроша, и торжественно понесли завтракать. В Трапезную сначала вошли Андрей и Минаев все с тем же плакатом. Дождавшись пока все обратят на них внимание, расступились, и внесли Кроша. Немая сцена была достойна кисти художника. С достоинством пронесли Кроша, усадили его за стол, и Роман провозгласил:
– Господа, можете спокойно завтракать!
Все факультеты жестоко завидовали Чародеям. Домовые не любят сидеть без дела, и Крош нашел себе работу. Теперь шалунам приходилось туго – только что-нибудь затеют, а Крош тут как тут. Он не доносил на баловников, разбирался с ними сам, особенно, если они с других факультетов. Но никогда не вредил друзьям Иры, всегда их выгораживал.
– Крош, что делают Неразлучные?
– Крош не видел их, госпожа директор (или Господин Толкин, Алиев…).
– Но ты же знаешь все про всех.
– Да, господин декан, Но Неразлучные сидят в библиотеке, (на стадионе, в зале…). Вот примерные разговоры домовика с «властями», а с ребятами и того проще: « А зачем это вам?» И без внятного ответа ничего не сообщал о друзьях. По вечерам часто можно было наблюдать такую картину: Крош, как котенок, лежит, свернувшись клубочком, у кого-нибудь на коленях. Чаще всего у Ирины или у кого-то из Неразлучных.
Коршев, осваивая фокусы, нередко доставал Немуру и Полянского. Те злились, но никак не могли придумать месть. Похоже, уроки по технике защиты «Прощение» они вообще не восприняли.
Они знали, что еще за одну попытку взять кого-либо под контроль вылетят из школы. Драться с Коршевым тоже опасно. Он не ходил на борьбу, как Роман, но уличный Ликбез прошел, и дрался отменно. Высмеять – тоже самое – язык, что бритва, долго чухаться будешь. Однако, кто ищет, тот всегда найдет приключение себе на голову. Нашли и они.
Коршев сжег карты и больше не играл ни в какие азартные игры. Когда его пытались втянуть в игру, он, поигрывая палочкой, лениво, как его декан, спрашивал:
– Тебе что, надоело здесь учиться? Так ворота открыты. А мне и здесь хорошо.
И вот дружки пристали к Коршеву.
– А слабо тебе в жошку-то на деньги поиграть, слабо!
Какой мальчишка выдержит обвинение в трусости или слабости? А Коршев выдержал! Он невозмутимо оглядел задир и ответил:
– Да, слабо, и даже без денег. Я хочу здесь учиться, и не вам меня испытывать. Поиграйте сами, а я посмотрю, что с вами будет через час. И вообще, пошли вон! – Лениво добавил и вразвалочку, по-босяцки, пошел в школу, а друзья молча смотрели друг на друга.
Эту сцену наблюдали Алиев и Толкин, стоя за кустами.
– Ну-ка, господа, подойдите сюда, – позвал из Толкин.
Совершенно потерянные, они повиновались.
– Значит, вы хотели подставить товарища, так?
– Нет, что вы, мы просто хотели поиграть.
– Вы прекрасно знаете, что Коршев не играет в азартные игры, и хотели его подставить. Это весьма грубое нарушение. Сейчас вы пойдете к своему декану, расскажете, в чем дело, она вам назначит наказание, а я вечером проверю. – Сухо сказал замдиректора. Ребята поплелись к школе. Дав им отойти подальше, Алиев расхохотался: