Вселенная против Алекса Вудса
Шрифт:
— Если бы Камень угодил в тебя напрямую, — сказал он, — мы бы с тобой сейчас не разговаривали.
К сожалению, мистер Стейплтон, подобравший Камень первым, придерживался того же мнения. По его словам, Камень размером с апельсин весил четыре-пять фунтов. Как двухлитровая бутылка колы.
— ОН БЫЛ КАК БУДТО ИЗ СВИНЦА! — орал сосед.
Глухой как пень мистер Стейплтон всегда орал. Я поинтересовался, как Камень выглядел, и он ответил:
— ЧЕРНЫЙ ТАКОЙ, СТРАННЫЙ, КАК ОТЛИТЫЙ В ФОРМЕ!
Это описание меня нисколько не удовлетворило.
— То есть? — уточнил я. — Что за форма?
— КАКАЯ ЖЕ ЭТО НОРМА, ОН БЫЛ ЛЕДЯНОЙ КАК СМЕРТЬ! — ответил мистер Стейплтон.
— КАКОЙ ОН ФОРМЫ? — по слогам произнес я.
— СТРАННОЙ! БУДТО ИНОПЛАНЕТЯНЕ ЛЕПИЛИ!
Мне страшно хотелось посмотреть на Камень, но мама сказала, что его давно унесли.
— Кто унес? — спросил я.
Мама пожала плечами.
— Знаешь, я уже не помню. Какая-то женщина. Сказала, что она из института, доктор Моника Какая-То-Там. Сам понимаешь, мне было не до нее. Когда она пришла, я как раз собирала вещи в больницу.
— Из какого она института? И куда она унесла мой Камень?
— Лекс, я же говорю — не знаю! Она сказала, что забирает его для каких-то важных опытов. Мне в тот момент было решительно наплевать.
— Но она еще вернется?
— Она ничего не сказала.
— И ты даже не спросила?
— Лекс! Ну сколько раз тебе повторять?
Я расстроился. Теперь из-за маминого недосмотра я никогда не увижу Камень, а у меня на его счет накопилось столько вопросов! И никто мне на них не ответит.
Оставалось утешаться газетными вырезками, собранными Стейплтонами, врачами и медсестрами. Я их читал и перечитывал и по ним начал постепенно собирать картинку, чтобы залатать зияющую дыру в памяти.
В общем, впервые огненный шар заметили у северо-восточной оконечности Северной Ирландии в воскресенье, 20 июня 2004 года, в 15:27. Его видел любой, кто находился на улице или смотрел в окно в нужном направлении. Шар, втрое превосходивший яркостью полную луну, пулей рассек ночное небо. Его полет наблюдали около ста тысяч жителей Белфаста и окрестностей. Всего за несколько секунд он пронесся над Ирландским морем, просвистел над островом Англси и затерялся в густых облаках над северным Уэльсом. Затем снова выскочил чуть к северу от устья Северна, перепугал пол-Бристоля и завершил свой путь где-то над Сомерсетом. Где именно, никто тогда не знал, хотя версий выдвигалось много. Несколько сот человек клялись и божились, что видели взрыв прямо над Уэльским собором, и какое-то время все газеты пережевывали эту утку. Через пару дней в вечернем выпуске новостей ученый из Оксфорда заявил, что объект столкнулся с Землей под очень острым углом, взорвался в верхних слоях атмосферы, следовательно, «по показаниям отдельных очевидцев восстановить точное место детонации чрезвычайно сложно». В ответ Грэм Элкок, корреспондент газеты «Уэллс Геральд», ядовито отметил в своей статье, что речь идет не о «показаниях отдельных очевидцев», а о «двух полицейских, трех автобусах с туристами и группе монахинь, следовавших на службу». Двумя днями позже Мириам Хэнсон, психолог из Бристоля, написала в редакцию письмо, желая «…пояснить, что достоверность свидетельства в данном случае не определяется числом наблюдавших явление лиц, а тем более их моральными качествами. По всей вероятности, так называемый взрыв метеора над собором — просто обман зрения, вызванный несоответствием между размерами здания и стоящими внизу наблюдателями. В данном случае к показаниям очевидцев следует, разумеется, относиться критически». Письмо опубликовали, снабдив заголовком «28 монахинь могут ошибаться», однако оно не положило конец спорам, которые не утихали целую неделю и привлекли внимание таких светил, как архиепископ Кентерберийский и Крис Линтотт, ведущий телепрограммы «Ночное небо».
Я изучил аргументы всех сторон, мне они показались жутко интересными, почему я сейчас о них и вспомнил, но дело в том, что «Уэллская загадка», как ее стали называть, заключалась совсем в другом. Большинство людей вообще не занимали вопросы о том, в какой точке произошел взрыв и по какой околосолнечной орбите двигался метеороид. Всех интересовало только «чудо». С тем, что это именно чудо, никто не спорил. И архиепископ, и ученые, и журналисты, и авторы писем в редакцию — все сходились на том, что, учитывая массу и состав обломка метеорита, а также скорость, с какой он влетел в ванную, пробив крышу дома, тот факт, что мне удалось выжить, и есть самое настоящее чудо.
Ответы на мучившие меня вопросы я получил через пять дней, когда выписывался из Йовильской окружной больницы. В тот день явилась из ниоткуда та самая доктор Моника Как-Ее-Там — в виде слегка запыхавшегося видения у моей постели. На плече у нее висела потрепанная спортивная сумка. И она знала о метеорах, метеоритах и метеороидах столько, что после разговора с ней голова у меня шла кругом еще неделю.
Звали ее на самом деле Моника Уэйр, хотя поначалу я, естественно, фамилию не расслышал. Она оказалась доктором наук и специалистом по планетарной астрофизике лондонского Королевского университета. В жизни не встречал других таких взрослых. Начнем с того, что она могла ответить на любой вопрос — и, что самое удивительное, не только могла, но и отвечала. У обычных взрослых, особенно у мамы, на третьем или четвертом вопросе ответы либо заканчивались, либо переставали быть содержательными, превращаясь в невнятное «Потому!» или что-нибудь столь же бессмысленное. Доктор Уэйр выдавала ответы бесперебойно. Она могла объяснить что угодно и в любых подробностях. Чем больше я ее расспрашивал, тем охотнее она делилась информацией, при этом каждая ее фраза звучала как выдержка из рождественской лекции в Академии наук. А еще она как-то странно одевалась. Не так забавно, как мама, любившая «альтернативный» образ. Скорее старомодно и невпопад, будто собирала костюм на ощупь из тряпок, купленных на барахолке еще в 1950-е. Наверное, голова у нее была занята более важными вещами. Меня это мало волновало — хотя, признаюсь, доверять я ей начал не сразу. Все-таки я считал, что она украла мой Камень. И не я один так думал.
Оказалось, что некоторые астрофизики тоже относились к ней с подозрением. Она бросилась в Сомерсет за метеоритом сразу после первых сообщений в новостях, и пары часов не прошло. Как только это стало известно, разразился скандал с обвинениями в «безответственности» и «нарушении профессиональной этики». Несколько ученых из Бристоля и Бата разразились гневными письмами, что-де метеорит спикировал в их края, а Лондон его бессовестно похитил. Доктор Уэйр с легкостью отмахивалась от упреков. В интервью журналу «Нью Сайентист» она заявила: «В тот момент было настоятельно необходимо убедиться, что метеорит не подвергся посторонним повреждениям. Не прояви я оперативность, вполне вероятно, ученых опередил бы какой-нибудь коллекционер. Ситуация требовала принятия экстренных мер: вся страна знала, где именно приземлился осколок, и по округе уже рыскали толпы любителей диковинок. Я сочла своим долгом перехватить метеорит во имя науки!»
Когда она все это объяснила, я и сам обрадовался, что она успела совершить перехват во имя науки. К тому же за две недели ей удалось узнать про Камень массу интересного. Во-первых, особо подчеркнула Уэйр, никакой это не камень.
— Дело в том, Алекс, — сказала она, — что твой метеорит металлический. Он принадлежит к железоникелевой подгруппе. Ее представители встречаются гораздо реже, чем распространенные каменные метеориты, то есть хондриты и ахондриты. И плотность у них намного выше. Именно поэтому твоему удалось так легко пройти сквозь крышу и не деформироваться. Метеорит весит чуть более двух целых трех десятых килограмма, его скорость в момент столкновения с домом составляла около двухсот миль в час. То, что ты остался жив, — чудо из чудес, Алекс.
— Да, — согласился я, елозя на костяшках: я сидел, подложив под себя руки, и не отрывал глаз от потрепанной сумки.
Меня распирало любопытство. Я знаю, что неприлично не смотреть в глаза собеседнику, но ничего не мог С собой поделать. Я зачарованно буравил сумку глазами, только что дыру в ней не прожег.
— Миссис Уэйрд… — начал я.
— Алекс, моя фамилия Уэйр.
— Ой.
— Если хочешь, зови меня просто Моника.
— Миссис Уэйр, — поправился я. — А мой железоникелевый метеор — он у вас в сумке?
Доктор Уэйр улыбнулась.
— В этой сумке, Алекс, твой железоникелевый метеорит. Метеоритом он стал, когда упал на Землю: пока горел в атмосфере, он был метеором. А до того, в космосе, — метеороидом. Что, хочешь подержать свой метеорит?
— Еще как хочу!
Камень, как и говорил мистер Стейплтон, был размером с апельсин, но очень странной формы — как бы заостренный с одного конца, в месте, где он откололся от основного объекта, и закругленный с другого, где его разогрело трением в атмосфере. С одной стороны он был покрыт мелкими трещинами и маленькими кратерами, будто инопланетяне оставили отпечатки пальцев. Доктор Уэйр держала его очень бережно, прижимая к груди, словно маленького беззащитного зверька.