Вселенные ужасов Влада Райбера
Шрифт:
Это был добрый сорокалетний мужчина с чувством юмора. Он радовался тому, что оказался в психиатрической клинике, потому что здесь он был не одинок, и еда лучше, чем он готовил себе дома.
У Руженцева был золотистый оптический прибор, который он часто подносил к здоровому глазу. Я думал, что это трубка, с которой ювелирные мастера рассматривают пробу, чистоту камня и огранку на украшениях. Но когда я попросил Руженцева показать, понял, что это обычный дверной глазок.
– Я его выкрутил из своей двери и теперь всегда ношу с собой.
– Зачем ему твой глаз? – спросил я.
Руженцев посмотрел на меня через глазок и ответил:
– Он его отдал слепой женщине в маске кошки, которая по ночам убивает бездомных. Теперь я вижу потерянным глазом, как она их закалывает ножом в сердце или в горло. Ужасное зрелище. Поэтому я и сошёл с ума! Психика не выдержала.
Убийства бездомных не были выдумкой. В нашем городе уже несколько лет находили трупы зарезанных бродяг. Особенно много их было на окраине города, в районе, который назывался Трудпосёлком. Я много слышал и читал о жертвах маньяка в местных СМИ.
Позже один из санитаров мне сказал, что Руженцев проходил по этому делу, как подозреваемый. Слишком много подробностей он знал об убийствах. Знал места, знал какие раны наносили жертвам. Думали, что он и есть маньяк, но потом его оправдали, поняли, что он не мог быть убийцей. Но откуда сумасшедший Руженцев столько знал? Этого никто не мог объяснить. Наверное, читал в новостях, а остальное додумывал. Фантазия у него была богатая.
Я бы никогда не подумал, что этот мужчина мог кого-то обидеть. Слишком уж он был эмпатичный.
Часто Руженцев сидел на своей койке у окна и смотрел в свой глазок, держа его двумя пальцами. Нравился он мне своим добродушием, поэтому я всегда шёл с ним здороваться, когда заступал на сутки.
– Ты смотришь в эту штуку и что там видишь? – интересовался я.
– Их вижу! Они всюду! – Руженцев оглядывал палату через глазок с деловитым видом.
– А ты не боишься, что они у тебя и второй глаз оттяпают? – я спросил и прикусил язык. Уместно ли так шутить? Наверное, потерянный орган для него – больная тема. Но мужчина не обиделся.
– Он, наверное, для них неподходящий. Плохой он у меня. Я вблизи вижу, а вон календарь на стенке висит – ничего прочитать не могу. Карлик хороший глаз забрал, а плохой мне оставил.
Руженцев рассказывал это весело, будто шутил, поэтому я посмеивался. Хотя он, наверное, всерьёз считал, что глаз у него украли. Шизофрения…
– Дай и мне посмотреть, – попросил я.
Мужчина стал серьёзнее:
– Если ты их увидишь, то твоя жизнь поменяется и уже не будет, как раньше. Надо оно тебе? Ну, если надо, тогда смотри!
Руженцев протянул мне свою игрушку на открытой ладони.
– Э, нет… Не нужно мне такого счастья, – ответил я.
– Правильно! Мне бы тоже их никогда не видеть, но я за ними подглядывал, потому что не мог по-другому, – Руженцев снова поднёс прибор к здоровому глазу и посмотрел на меня.
Помню, как однажды ночью услышал, что он всхлипывает. Я подошёл и спросил, что случилось. Мужчина ответил:
– Ещё одного бедолагу зарезала!
И правда. В утренних новостях сообщили о заколотом на окраине города пьянице, уснувшем на скамейке.
И откуда об этом знал пациент с шизофренией? Ясновидящий?
Руженцев был хорошим дядькой. Я работал в психиатрической клинике сутки через четверо. И он был единственным человеком в отделении, от которого я не получал никакого негатива. Мне всегда было приятно его видеть. Он называл меня другом, а я так и не рискнул назвать его также.
Стеснялся. Я был санитаром, и поневоле смотрел на проживающих с высока.
Позже я пожалел, что ни разу не сказал Руженцеву, что его присутствие добавляет мне настроения на работе. Пожалел, когда затупил на смену, а его в клинике уже не было.
Медсестра дала мне два пластиковых пакета.
– Убери кровать Руженцева, пожалуйста, – сказала она.
– Его выписали? – спросил я.
– Умер, – ответила медсестра без эмоций.
А мне словно обухом по голове ударили.
– Как умер?
– Ночью умер. Инфаркт. Ты в один пакет сложи постельное, а в другой личные вещи.
Я пошёл прибраться в его палате. Увидел пустую койку и до чего мне стало тоскливо! Бедный Руженцев. Даже не успел состариться, и вдруг нет его. Родственников у него не было, и я подумал, что его, наверное, похоронят в безымянной могиле с деревянным крестом и номером.
Для меня это была потеря.
Я сложил в один мешок наволочку, простынь, пододеяльник. В другой мешок стал выгребать его пожитки из тумбочки: кружка, зубная щётка, бритва и его золотистый оптический прибор – дверной глазок.
Я повертел его в руках и приставил к глазу. То, что я увидел сковало каждый нерв моего тела.
На койке сидел Руженцев! Я видел его в искажённой перспективе. Он сидел и улыбался. У него не было протеза, и он подмигнул мне пустой глазницей.
Я выронил глазок и уставился на пустую койку.
Мне никогда в жизни ничего не мерещилось, а тут в таких красках явился целый человек. Я надеялся, что сумасшествие не заразно и это был единичный опыт галлюцинаций.
Глазок укатился под койку. Я его нашёл и бросил к остальным вещам, оба мешка передал медсестре. Но всё у меня не шёл из головы образ Руженцева, сидящего на кровати. В призраков я не верил, поэтому беспокоился за своё психическое здоровье.
Я живу в посёлке, который недавно присоединили к городу. В частном доме. Своим дверным глазком я не пользовался никогда, потому что если кто вошёл во двор, куда удобнее выглянуть в окно и посмотреть кто там.