Всем штормам назло

Однажды в 1970-х годах в букинистическом магазине я купил несколько журналов американского географического общества. Журналы, красочно изданные на прекрасной бумаге, с великолепными снимками, тогда были редкостью, они мне понравились, и захотелось посмотреть ещё. Стал разбираться, какая из ленинградских библиотек их выписывает. Выяснилось — библиотека Географического общества СССР. И вот я в переулке Гривцова, где находятся библиотека и президиум общества. Красивый серый гранитный фасад, старинные двери, стекло, бронза внушают уважение уже при входе. Широкая мраморная лестница ведёт вверх. Тишина. На стенах висят большие портреты президентов Географического общества и выдающихся путешественников, картины. Здание общества каким-то чудом уцелело во время войны, сохранилась и библиотека. Конечно, после революции и войны многое было утрачено, но и то, что сохранилось, произвело на меня огромное впечатление.

Когда-то многие мореплаватели и путешественники дарили привезённые из дальних стран раритеты библиотекам. Кое-что уцелевшее было выставлено в библиотечном зале.

Получив журналы, я устроился в маленьком уютном читальном зале, в котором находились столы, покрытые зелёным сукном, и большие бронзовые настольные лампы. За стёклами окон была ленинградская мгла дождливой осени, и казалось, что лучше места не найти. Когда настало время уходить, оказалось, что литературу домой выдают только членам общества. Я затосковал: «Что же мне теперь, на ишаке надо через пустыню Гоби переехать, чтобы вступить в общество?» Но всё оказалось гораздо проще.

Сотрудницы познакомили меня с симпатичным седым мужчиной, который оказался доктором исторических наук Михаилом Ивановичем Беловым, автором многочисленных научных и научно-популярных трудов по истории освоения Русского Севера, организатором раскопок Мангазеи. Михаил Иванович рассказал мне, чем занимается отделение истории географических знаний, которым он тогда руководил. Рассказывал он интересно, и я загорелся желанием поработать в его отделении. Профессор Белов посоветовал мне покопаться в истории плаваний российского флота в девятнадцатом веке. Он же нашёл мне ещё двух рекомендателей из членов общества, и на ближайшем заседании я стал действительным членом Географического общества СССР. Мне пожелали успехов в плавании по безбрежному океану русской истории.

Доверие нужно оправдывать, но с чего начать, я не знал. Когда-то в высшем военно-морском училище нам читали курс истории военно-морского искусства, поэтому в целом историю русского флота я представлял, и мне казалось, что всё известно, в чём же здесь копаться? Для начала стал просматривать опубликованные материалы и вскоре понял, что нахожусь в положении путешественника, который лишь начинает своё странствие по огромному континенту. Но неинтересно ходить дорогами, проложенными другими: на них можно найти лишь то, что кто-то потерял. Нужно было выбирать свой собственный путь, и я начал его с Центрального государственного архива военно-морского флота. После Географического общества архив был вторым сильным впечатлением. Его здание специально построено для этой цели, как и здание в переулке Гривцова. Огромной толщины стены, гасящие все звуки шумного города, тяжеленные железные двери, напоминающие замок Кащея Бессмертного, читальный зал со столами, заваленными делами, за которыми, не поднимая головы, работают исследователи, вызывали почтительный трепет. Позже я понял, что работа в архиве затягивает не меньше, чем игроков — азартные игры в казино. Сначала мне казалось удивительным, что сотрудники архива, имеющие все эти золотые россыпи под ногами, редко защищают диссертации, в то время как постоянно работают с документами. Но потом понял, что у них на это просто нет времени: чтение исторических документов захватывает сильнее любого детективного романа.

Скоро я почувствовал, что и меня тянет в архив, как пьяницу — в кабак. Днём я занимался контролем разработки новейшей системы вооружения, а вечером сломя голову нёсся в архив, чтобы трепетно просматривать подлинники, написанные больше столетия назад. Конечно, мог это делать не каждый вечер, потому что приходилось месяцами находиться на испытаниях на севере и на юге, ездить в длительные командировки в сибирские города, на Урал, на Дальний Восток и Камчатку. Самые привлекательные командировки были в Севастополь, и не потому, что там «море Чёрное, песок и пляж», а потому что этот город, в котором я родился и провёл свою юность, буквально пропитан историей русского флота. Кроме того, в севастопольской военно-морской библиотеке сохранились редчайшие издания, вывезенные в годы войны в безопасное место на Кавказ. Библиотека создавалась в основном на средства морских офицеров, в совете её директоров были люди, чьи имена составляют славу отечественного флота. Чем больше узнавал я в архивах о русском флоте и моряках в ХIХ веке, тем больше приходилось читать историческую литературу, мемуары, исследования, чтобы полнее представить себе обстановку, в которой разворачивались изучавшиеся мною события и биографии.

Моим третьим сильным впечатлением была Центральная военно-морская библиотека в Инженерном замке. Это удивительное хранилище книг — настоящая сокровищница для исследователей и вообще для любого человека, который не считает себя Иваном, не помнящим родства. То, что её удалось сохранить в смутные «перестроечные» и постперестроечные годы — заслуга её крошечного коллектива, который не разбежался, даже когда её сотрудникам

месяцами не платили и без того оскорбительно маленькую зарплату. Инженерный замок — самое достойное для неё место. Помимо уникальных изданий на русском языке в ней огромное количество книг на иностранных языках. Поэтому я наслаждался чтением старинных английских, американских книг и журналов. Очень интересные книги встречались на польском и французском языках. Должен сказать, что во всех библиотеках и архивах мне посчастливилось общаться с очень интеллигентными, доброжелательными и умными людьми, к тому же настоящими подвижниками, а точнее, подвижницами, потому что там работали в основном женщины. Они оберегали то, что, на мой взгляд, дороже ценностей, хранящихся в Алмазном фонде, — историю отечества. И получали за свои труды от государства нищенскую зарплату. Меня всегда поражало подлое, иначе и не назовёшь, отношение властей предержащих к культуре и истории. Порой кажется, что безнравственность нашего общества начинается с зарплат учителям, библиотекарям, работникам архивных учреждений. В Центральной военно-морской библиотеке (ЦВМБ) работали и бывшие морские офицеры, как правило, люди высочайшей эрудиции и культуры. Общение с ними обогащало знанием как далёкого прошлого, так и того, чему живыми свидетелями были они сами. Какое счастье, что её коллектив и многие порядочные люди помешали уничтожить ЦВМБ, как собирались это сделать, переведя её в какое-то другое, совершенно неподходящее здание, ретивые исполнители желаний городских властей при первых двух градоначальниках.

Когда же я попал в Публичную библиотеку, то вместо восторга, который предвкушал, испытал тяжёлое чувство подавленности. Невероятное количество книг приводило к осознанию, какая же каждый из нас песчинка не только в мироздании, но и в короткой истории разумного человечества. В рукописном фонде Публичной библиотеки меня ждали открытия, не менее захватывающие, чем в архиве.

Беда каждого исследователя в том, что человеческая жизнь коротка, а чтобы осмыслить какое-нибудь историческое событие, приходится изучить огромное количество документов, разбросанных к тому же по различным фондам и делам. Зато какое удовлетворение получаешь, когда знакомишь читателя с неизвестными или малоизвестными ему фактами. Для этой цели и написана книга, а выводы из фактов каждый может сделать сам.

1837 год. Охотск — небольшой посёлок на берегу моря, высокопарно именуемый городом в официальных бумагах. Оплот Российской империи на восточном побережье.

Воздух сырой, нездоровый, пропитанный зловонием от ям с кислой рыбой, которой кормят ездовых собак. Вечные туманы с моря, мелкий дождь, будто застывший в воздухе, постоянный пронизывающий ветер. В июне бывает снег. Ни травы, ни кустика, ни деревца. Мужчин в два раза больше, чем женщин. И те и другие в основном из ссыльнокаторжных. Пьянство, взяточничество, разврат, цинга, туберкулёз, сифилис, проказа. Дороговизна, денег не накопишь. Единственное развлечение — карты и летняя ярмарка, если, конечно, придёт барк Российско-американской компании «Шелихов» с товарами. Вход в порт опасный, не проходит и года, чтобы не разбилось какое-нибудь судно.

9 июня в доме, где квартировал состоявший на службе в Российско-американской компании подпоручик корпуса флотских штурманов Дмитрий Иванович Орлов, светились не закрытые ставнями окна, хотя было далеко за полночь. Подпоручик играл в бостон с приятелями, охотским исправником Пахомовым, стряпчим Васильевым, земляком и давнишним приятелем Пахомова, и купцом Портновым. Наконец игра закончилась. Пахомов подошёл к подоконнику, где стоял графин с водкой. Грохот выстрела, звон разбитого стекла и шум от падения навзничь грузного тела слились в один звук.

На следующий день весь город бурлил от слухов. Пуля пробила исправнику грудь и левую руку около плеча. Ему повезло. После тяжёлого ранения он остался жив. Пахомова отвезли домой, где за ним ухаживала жена. К раненому приставили также и дежурного фельдшера. Преступника по горячим следам найти не удалось. Да и какие следы можно обнаружить при бесконечном проливном дожде в непролазной грязи улицы?

Следствие поручили вести окружному судье фон Фиргину. Задача оказалась непростой. На классический вопрос, кому выгодно убить главу уездной полиции, версий нашлась уйма. Должность, а в особенности личные качества жертвы, давали для этого массу поводов многим обитателям не только Охотска, но и всего округа.

Свидетели — Орлов, Васильев и Портнов — убийцу не видели, ничем следствию помочь не могли. На вопрос окружного судьи, почему не выскочили на улицу, чтобы схватить убийцу, ответили, что испугались, но позже немедленно сообщили в полицию.

Скорби по поводу покушения на исправника в Охотске заметно не было, в том числе у собутыльников и у жены. Она была в два раза моложе Пахомова, замуж выдана насильно. Не раз молодой женщине приходилось неделями сидеть дома, дожидаясь, пока сойдут синяки с лица, после того как она попадала под пьяную руку мужа.