Всем спокойной ночи
Шрифт:
— Ты? — удивилась Джейни, сидя за своим столом в «Нью-Йорк найт».
Я слышала, как ее пальцы проворно стучали по клавиатуре.
— Нет.
— Но я думаю, — я крутанула юлу и продвинула свой кубик вперед, — что у нее был роман с тем самым адвокатом, который являлся лучшим другом ее мужа.
Джейни изобразила вежливую заинтересованность.
— Рассказывай. Только шифруйся при детях.
Вместо этого я ушла с телефоном в ванную и шепотом доложила о своем разговоре с Кевином. И о том, как его взгляд затуманивался, когда
— Кстати, он заявил, что прекрасно к ней относился.
— Ну и что? Я тоже прекрасно к тебе отношусь. Это вовсе не означает, что я хочу спать с тобой, а потом убить тебя.
— Это уже кое-что. Информация. И я знаю больше, чем полиция.
Разговаривая с Джейни, я считала подозреваемых на пальцах.
— Могла быть няня, потому что она спала с Филом.
— Или Фил мог нанять кого-нибудь для этого грязного дела, чтобы стать свободным и наслаждаться счастьем с няней, — добавила Джейни.
— Мотив имелся и у Лоры Линн Бэйд — аванс за книгу, — продолжила я. — Или это мог быть Кевин Долан, потому что он любил Китти и не мог ее заполучить.
— Ты пришла к такому выводу только на основании вашей беседы?
— Это предположение. И мог быть какой-нибудь абсолютно случайный псих из Интернета. Выследил ее через Интернет.
— Копай дальше. А у меня дела, — произнесла Джейни и положила трубку, поскольку у нее зазвонил телефон на другой линии.
— Мамочка, — спросила Софи, когда я вернулась к игре, — а кто сделал миссис Кавано мертвой?
— А что, дети разговаривали об этом на площадке?
Она покосилась на меня.
— Нет, мамочка, это ты разговаривала об этом по телефону с тетей Джейни Великолепной.
Я не могла сдержать улыбку.
— Это тетя Джейни попросила так ее называть?
— Она считает, что это ее настоящее имя.
— Тристан говорил об этом, — сообщил Джек баском.
Я попыталась посадить Софи к себе на колени. Совсем как на картинах Нормана Рокуэлла, изображающих матерей-утешительниц. Софи бросила на меня быстрый взгляд, в котором явно читалось «чего-ты-меня-дурачишь». И вывернулась из моих материнских объятий. Я откашлялась.
— Ну да, конечно, миссис Кавано, она умерла, и полиция ищет того, кто это сделал.
— Кто сделал ее мертвой, — сказала Софи.
— Зачем? — спросил Джек, крутя юлу из настольной игры.
— Ну…
Я глубоко вздохнула, и слезы защипали мне глаза. «Была ли она счастлива?» — хотел знать Филипп Кавано.
— Никто пока не знает.
Я торопливо вытерла глаза, надеясь, что дети не заметят.
— А почему ты плачешь? — спросила Софи.
— Потому что все это очень печально.
Сэм протянул мне свою салфетку, а потом уставился на меня большими карими глазами.
— Почему?
— Ну… Она была чьей-то мамой.
Губы у меня дрожали, и слезы подступили к глазам. Что бы я ни думала о Китти — о ее политических взглядах, о ее семейной жизни, о дорогах, которые она выбирала, — то, что я сказала, было правдой.
Глава 17
В ту новогоднюю ночь, после того как мы сбежали из «Ло-Ки-инн», я потащила Эвана вниз по ступенькам в метро, потом в поезд, затем вверх по ступенькам, в наш дом и в лифт.
Все путешествие было, как в тумане — сладостные поцелуи, обрывочные признания: «Ты такая… Не могу поверить… Я хочу… Мне необходимо…»
Его руки скользнули мне под свитер. Я потерлась губами о бледную полоску кожи на затылке под волосами, которую заметила еще во время нашей самой первой встречи. Эван запустил руки мне в волосы, тянул и дергал их, пока они не рассыпались по плечам. Мы не могли насытиться друг другом.
Каждый раз, читая эту фразу в книгах, я усмехалась, но теперь точно знала, что имелось в виду.
— Я давно мечтал дотронуться до тебя, — прошептал Эван, целуя меня в шею в лифте.
Мне показалось, что я вот-вот упаду в обморок — еще одно клише. Чувствовала, что мое сердце расцветает, как цветок. Он думал обо мне, мечтал дотронуться до меня. И если бы весь мир ушел в небытие той ночью, я бы ушла счастливой, зная об этом.
Шатаясь, мы миновали коридор. Я неуклюже искала ключи.
— Похоже, ты пытаешься меня соблазнить, — сказал Эван, когда мы, спотыкаясь, вошли.
Потом его пальто сползло на пол, мои туфли упали. Мы пробирались ко мне в спальню, поскальзываясь, почти падая, ударяясь о стены, зная, что утром будем в синяках, и совершенно об этом не беспокоясь.
Эван рухнул на мою постель и зарылся лицом в подушку. Я прилегла рядом с ним, ожидая, что он повернется ко мне, произнесет мое имя, посмотрит на меня смеющимися глазами, снова поцелует меня и скажет: «Вот и ты, моя единственная». Но Эван молчал. А когда наконец начал издавать звуки, это были отнюдь не признания в любви, произнесенные страстным шепотом. Это был храп.
— Эван? — Я легонько толкнула его локтем.
Я потрясла его за плечо. Храп стал громче. Я нагнулась и поцеловала Эвана в щеку, затем куснула мочку уха. Он не просыпался. Я расстегнула две верхние пуговицы на его накрахмаленной рубашке с защипами, закрыла глаза и постаралась уснуть.
Через каждые несколько минут Эван метался по кровати, судорожно ворочался с боку на бок и почти сталкивал меня. Я тихо поднялась и села рядом с ним, скрестив ноги и наблюдая, как поднимается и опадает его грудь, как под закрытыми веками вращаются глазные яблоки. «Я люблю тебя», — прошептала я в темноте.
В три часа ночи мой переполненный мочевой пузырь победил романтические планы провести всю ночь рядом с Эваном, мечтая о нашем будущем счастье. Я на цыпочках выбралась из комнаты, пошла по коридору и чуть не заорала, почувствовав на своем плече чью-то руку.