Всемирный следопыт 1926 № 04
Шрифт:
— Масса Гатлинг! Капитан Фергус Слейтон просит вас пожаловать к нему.
Гатлинг увидел полуобнаженного негра, черное тело которого приобрело, в лучах заходящего солнца, оттенок старой бронзы.
— Что ему нужно?
— Просит пожаловать к нему, — повторил негр.
Гатлинг неохотно поднялся и отправился по зыбким мосткам в «резиденцию» губернатора.
Слейтон принял его, стоя в своей обычной позе.
— Гатлинг, мне нужно с вами поговорить. Вы любите мисс Кингман? — задал он Гатлингу неожиданный вопрос.
— Не считаю нужным отвечать вам. Это касается только меня!
— Вы ошибаетесь! Это касается и меня!.
— Вот как? Тогда могу сообщить, что я лично, как говорят, никаких «видов» на мисс Кингман не имею. Мы с ней друзья, и я глубоко уважаю ее. Но эта же дружба накладывает на меня и некоторые обязанности…
— В чем они состоят?
— В том, что я никому не позволю распоряжаться судьбою мисс Кингман против ее доброй воли.
— Не забывайте, Гатлинг, что здесь я имею привилегию позволять что-либо или не позволять. Только я! — и после паузы он добавил:
— Вот что, Гатлинг! Я имею возможность доставить вас на берега Азорских островов. Я смогу весьма солидно обеспечить вас на дорогу.
Гатлинг весь покраснел от гнева и сжал кулаки.
— Молчать! — крикнул он. — Вы смеете предлагать мне взятку! Вы смеете думать, что я способен за деньги предать человека? — И вслед за этими словами он набросился на Слейтона.
Слейтон отразил удар и дал свисток. Десяток разноплеменных оборванцев, составлявших личную охрану Слейтона, ринулся на Гатлинга из-за распахнувшихся дверей.
Гатлинг отбрасывал их во все стороны, но борьба была неравная. Через несколько минут он был крепко связан.
— Бросить его в темный карцер! Кстати, посадите под арест и Симпкинса!
И когда Гатлинга увели, Слейтон спросил одного из слуг, все ли готово к церемонии выбора жениха.
— Отлично. Итак, сегодня в девять вечера!
Большой зал кают-компании был разукрашен на славу. Стены пестрели флагами всех наций, взятыми с погибших кораблей, и кусками цветной материи. Через всю комнату, вдоль и поперек, тянулись гирлянды водорослей. На воздухе эти водоросли быстро бурели и имели довольно жалкий вид, но, что делать, другой зелени нельзя было достать. Зато на столах красовалось несколько букетов крупных белых цветов, напоминавших водяные лилии. Разноцветные фонари, подвешенные к потолку, дополняли убранство. Длинный стол был уставлен холодными блюдами, вином и даже бутылками шампанского.
Население острова буквально сбилось с ног с самого утра.
К вечеру нельзя было узнать всех этих жалких оборванцев.
У каждого из них, в заветном сундучке, оказался довольно приличный костюм. Никогда еще не брились они так тщательно, не причесывали с таким старанием отвыкшие от щетки и гребешка волосы, никогда не изводили столько мыла и воды и никогда так долго не заглядывались на себя в осколки зеркал…
Эти осколки отражали самые различные лица: и черное, как сажа, лоснящееся лицо негра, и узкие глаза желтолицего китайца, и из'еденное солью и ветрами лицо старого морского волка, и ярко-красное лицо индейца с затейливыми украшениями в ушах.
Но все они — старые и молодые, белые и черные — думали об одном:
— Право же я недурен! Чем чорт не шутит? И кто знает тайны капризного сердца женщины?
Словом, каждый из них, как бы ни были малы шансы, лелеял надежду занять место жениха.
Посреди кают-компании была воздвигнута трибуна.
Сюда, на это возвышение, ровно в девять вечера, в белом платье, как и полагается невесте, была возведена мисс Кингман сопровождавшими ее Идой Додэ и Мэгги Флорес.
При ее появлении грянул хор. Это пение не отличалось стройностью, оно было для музыкального уха Вивианы даже ужасно, но зато хористов нельзя было упрекнуть в недостатке воодушевления. Качались фонари, и колыхались флаги, когда несколько десятков хриплых и сиплых голосов ревели и грохотали: «Слава, слава, слава!..»
Бледная, взволнованная и хмурая, поднялась «невеста» на высокий помост.
Слейтон обратился к ней с приличествующей случаю речью. Указал на «незыблемость» закона о том, что каждая вступающая на Остров Погибших Кораблей женщина должна выбрать себе мужа.
— Быть может, мисс, этот закон вам покажется суровым. Но он необходим и, в конце концов, справедлив. До издания этого закона вопрос разрешался правом силы, поножовщиной между претендентами. И население острова гибло, как от эпидемии…
Да, все это было, может быть, и разумно, но мисс Кингман было от этого не легче. Ее глаза невольно искали поддержки. Но ни Гатлинга, ни даже Симпкинса она не видела среди присутствующих. Слейтон заметил этот взгляд и улыбнулся.
Каждый претендент должен был с поклоном подходить к невесте и ждать ответа. Движением головы невеста отвечала, да или нет.
Один за другим потянулись женихи… Вся эта вереница возбуждала у мисс Кингман только ужас, отвращение, презрение, иногда и невольную улыбку, когда, например, перед нею предстал с палочкой в руке, «в наилучшем виде», самый древний поселенец острова — итальянец Джулио Бокко.
Надо сказать, что Слейтон боялся в душе этого Мафусаила, как конкурента. Действительно, у Бокко были шансы. Вивиана, глядя на него, замедлила ответом, как бы что-то обдумывая, но потом также сделала отрицательный жест головой, и тем, не зная того сама, спасла жизнь Бокко, так как в эту короткую минуту колебания Фергус Слейтон уже решил «избавиться» от Бокко, если счастье выпадет на его долю. Все продефилировали перед мисс Кингман. Последним предстал Слейтон…
Но мисс Кингман, скользнув глазом по его фигуре, решительно тряхнула головой.