Всемирный следопыт, 1927 № 06
Шрифт:
«Вызывающий» был уже под парами.
— Отдать якорь! — скомандовал Муррей. — Задний ход! Право руля! Полный ход!
Пароход огибал Остров, идя в ту сторону, куда бежал Симпкинс. Вот Симпкинс добежал до последнего корабля и уселся в ожидании помощи. Переменившийся ветер застилал пароход густым слоем дыма, так что трудно было дышать. Быстро спустили шлюпку.
— Скорей, скорей! Задыхаюсь! — кричал Симпкинс.
Наконец, его взяли на шлюпку и доставили на корабль. Карманы Симпкинса были сильно оттопырены, но лицо его расплывалось в улыбку. Заметив пытливый взгляд Гатлинга, он хлопнул руками по карманам и сказал:.
— Вещественные доказательства! Однако пойду переодеться, весь прокоптился…
Капитан отдал команду итти полным ходом. Жара от пожара
— Если бы не водоросли, которые задерживают разлитие нефти, без жертв не обошлось бы, — заметил Муррей.
Через четверть часа «Вызывающий» выбрался из полосы дыма. Все вздохнули с облегчением. На палубу вышел Симпкинс. Он умылся, переоделся и насвистывал что-то веселое. Вивиана смотрела на Остров. Над ним, как необъятный, гигантский зонтик, касавшийся вершиной высоких перистых облаков, расстилался дым — багровый в лучах заходившего солнца. А внизу кипело горящее море. Как пламенные столбы, падали одна за другой высокие мачты. В свете пожара Саргассово море, покрытое водорослями, казалось морем, наполненным кровью…
КРАСАВИЦА АК-ЮЛДУЗ
Краеведческо-приключенческий рассказ
А. Кара-Курт
После томительного перехода по раскаленным пескам Кара-Кум, мучительно хотелось поскорее добраться до привала, растянуться на брошенном потнике и распрямить затекшие на седле ноги.
Устрашенные бесчисленными полчищами комаров, этих полновластных хозяев Камышевых побережий Аму-Дарьи, мы набрали полные мехи воды и, запасшись молодым камышом для коней, отдалились от реки километров на семь.
Южная ночь опускалась быстро и, когда мы выбрали место для ночлега у подветренной стороны высокого бархана [2] ), уже совсем стемнело.
Степняки умеют необычайно быстро устраиваться на привалах. Через десять минут расседланные кони смачно жевали камыши, костер из саксаула [3] ) веселыми языками облизывал подвешенный на треногах чайник. Расположившись на потниках, раскинутых вокруг костра, мы чувствовали себя достаточно уютно.
2
Наносный песчаный холм.
3
Древесная порода пустынь, крайне засухоустойчивая.
Из пяти человек только я был русский, да и я свободно мог сойти за киргиза. Загоревшая под жгучими лучами солнца кожа лица и рук мало отличала меня от моих спутников, а одежда была вся киргизская. Широкие цветные шаровары заправлены в кожаные чулки с востроносыми, зеленозадыми туфлями; поверх длинной рубахи с отложным воротником— полосатый халат; на голове белая войлочная шляпа с разрезанными спереди и сзади полями.
За восьмимесячное пребывание в Казахстане я, и раньше хорошо державшийся в седле, усвоил себе киргизскую — небрежную, но в то же время прочную — посадку и, научившись говорить не особенно бегло, отлично стал понимать их несложный язык.
Хотя такие ночевки в степи или на берегу арыка [4] ), под развесистым, похожим на вяз карагачом, стали в моей жизни делом обыденным, — все же они не утеряли для меня своей чарующей прелести. После долгого дня в седле, какой удобной постелью кажется разостланый на земле потник и брошенные в головах седельные сумки! Вместо низких потолков душных комнат, — темно-синее южное небо с яркими блестками бесчисленных звезд; легкий ночной ветерок ласкает разморенное дневным зноем тело; костер весело поблескивает, и ночная тишина точно убаюкивает усталого путника.
4
Водопроводящий канал для орошения полей.
В течение вечера у таборного костра простые, но красочные рассказы моих наивных, полудиких спутников воспринимались как-то особенно живо. Сколько совершенно новых, характерных картин развертывалось в этих монотонных, эпических повествованиях!..
Лучшим рассказчиком у нас считался старый Джанбатыр, повидавший за свою долгую жизнь немало интересного.
Бедный байгуш [5] ), он исколесил неутомимо весь Казахстан, Узбекистан и Туркменистан, — то в качестве погонщика верблюдов купеческого каравана, то служа пастухом при табунах богатого бая [6] ), то работая на-испол у крупных землевладельцев.
5
Малоимущий, пролетарий.
6
Крупный собственник, богач, большой купец.
Повидал он, еще при эмирах, блестящий Самарканд, тогдашний центр умственной жизни Средней Азии, кочевал с хозяйскими стадами в горных долинах Алая, мерз на суровых плоскогорьях Памира, захаживал с караванами в Кашгар и Яркенд, побывал и в разбойничьих кишлаках [7] ) хивинцев.
Как свои пять пальцев изучил он сыпучие пески Кара и Кызыл-Кумов и Голодной Степи. Да и не одни эти огромные пустыни— в голове этого человека, казалось, была уложена вся география страны, и от него можно было услыхать такие подробности, которых не найдешь ни в одной краеведческой книге.
7
Селенье, деревня.
Вся его жизнь была цепью приключений, сменявшихся, как на экране кинематографа.
Джанбатыр был во многих отношениях ярым консерватором, и поэтому, несмотря на его редкостную правдивость, многие тяжелые моменты в его рассказах из прошлого часто обволакивались смягчающей поэтической дымкой.
Меня с Джанбатыром сближала общая нам обоим страсть к лошадям. Любовь к лошади вообще присуща всем восточным народам, но у скитальца Джанбатыра эта любовь проявлялась особенно ярко.
Как всегда, в ожидании чая и рассказов Джанбатыра, мы лежали, облокотясь на седла. Лишь Джанбатыр застыл в своей обычной позе, сидя со скрещенными ногами и опущенными на колена ладонями рук.
— Да, — начал он, — в старину все другое было — и люди и кони… Теперь уж не увидишь таких… Люди измельчали, а кони, — Джанбатыр безнадежно махнул рукой, — не для удальских подвигов, а для простой бороны… Порядочной нагайки нынче не найдешь. А где выложенные костью и разубранные серебром да каменьями седла? Где узорчатые стремена и вышитые шелками попоны? Да, потерял свое лицо киргизский народ — и не отличишь уж удалого джигита от продавца из мануфактурной лавки. Насмотрелся я в Оренбурге на таких: шаровары в обтяжку, ноги в них, как у журавля; на ногах туфли вроде бабьих, на пуговочках, да тесемочках; куцая какая-то кофта; на голове вроде тюбетейки из редкой ткани, — ни воды ей не зачерпнешь, ни голову тебе она от ушиба не защитит. На руках перчатки… а рука?!. Белая да изнеженная, — ни аркан не сумеет накинуть, ни ножом отборониться! Нет, слабый народ пошел, совсем для степи негодный!