Всемирный следопыт, 1928 № 09
Шрифт:
Мы решили действовать самостоятельно и принялись вырабатывать план действий. Городской пруд снова должен был превратиться в арену, на которой в этот раз нам предстояло выступить в качестве благородных героев уголовной драмы.
Прежде всего мы с точностью установили излюбленные утками уголки пруда, где они обыкновенно ночевали. Главная масса уток и гусей ночевала на воде в самом углу пруда, с городской стороны, возле плотины. Другая группа собиралась на ночевку у заливчика, возле школы II ступени. Теперь к обоим этим местам на ночь выставлялись милицейские
— Владим Сергев, тут работает не простой жулик, а квалифициональный, — говорил Семен Семеныч. — Скорее всего, он ночью раздевается в парке на том берегу и там же входит в воду. Оттуда он тихонько подплывает к спящей птице, берет ее аккуратненько за лапку, тянет в воду и, будь здоров, прется с ней обратно.
Предположение Семена Семеныча было основательным. Конечно, никакой жулик не рискнул бы лезть в воду с городской стороны на глазах у милиционера. Поэтому мы решили взять под наблюдение противоположный берег, на котором широко раскинулся запущенный вековой парк екатерининских времен.
Когда стало смеркаться, мы отправились туда, захватив фонари и ружья, заряженные бекасинником. Постовой милиционер, снисходительно улыбаясь, провожал нас глазами. На том берегу мы определили уголки, наиболее удобные в смысле ночных операций жуликов, и каждый из нас выбрал себе район наблюдений.
Ночь быстро спустилась. Полная луна ярко светила с небес, отражаясь в тихой воде. Из города доносились колотушки ночных сторожей и звуки далеких гармошек. Их заливчатые переборы, сливаясь с перезвоном прудовых лягушек, приятно ласкали слух…
Стало скучно и сильно потянуло ко сну. Я подбадривал себя сознанием, что тружусь для общественного блага, однако, когда в первом часу ночи городские гармошки начали затихать и город на той стороне погрузился в глубокий сон, я почувствовал, что если только присяду, то неминуемо задремлю. Дабы прогнать от себя дремоту, я решил на минутку пойти проведать своего друга и почерпнуть от него хоть немного бодрости. Я направился в его сторону и вскоре заметил его темную фигуру. Он стоял в тени дерева и, приготовив ружье, смотрел в мою сторону, без сомнения, принимая меня за жулика. Как видно, мой друг был бдительнее меня.
— Семен Семеныч, прошу вас, опустите ружье, иначе вы можете покалечить своего лучшего друга, — вполголоса сказал я ему. — Я на минутку пришел проведать вас… У вас все благополучно?
— Эх, Владим Сергев, ну разве так караулят квалифициональных жуликов! Вертайтесь скорее на свое место. Сейчас, можно сказать, наступает самый официальный жульнический час, а вы с поста своего уходите. Бросьте папироску, вы ею все дело испортите! Жулик может вас увидать и убежит.
Я с досадой швырнул недокуренную папироску в пруд. Она упала в воду возле старой поваленной ивы, широкий ствол которой низко свесился над самой водой. Не успел огонек папироски тихонько прошипеть в темной воде, как вдруг
— Вот он! — в один голос крикнули мы с Семен Семенычем, устремляясь к склонившемуся дереву, верхушка которого утопала в воде.
— Нырнул, окаянный! — проговорил Семен Семеныч. — Ну, погоди же, все равно ты сейчас вынырнешь и от нас уж не уйдешь!..
Жулик, однако, не выныривал, и поверхность пруда снова засияла невозмутимой гладью.
— Владим Сергев, ну-те-ка, подайтесь направо, а я толкнусь налево. Жулик, небось, под водой в сторону отплыл.
Мы бегали по берегу пруда, тщетно ожидая увидеть всплывшего жулика, но он словно ко дну пошел.
— Владим Сергев, засветите фонарик. Жулик где-нибудь здесь раздевался. Надо хоть платье его отыскать. Это все-таки будет улика…
Мы зажгли фонари и заметались в поисках дерзкого вора. Как ни искали мы, как ни шарили под кустами — никакого платья, никаких улик мы нигде не находили…
— Ну и хитер!.. Ну и хитер!.. — приговаривал Семен Семеныч. — И до чего чиста работа — Не подкопаешься!..
— Семен Семеныч, но вы тоже хороши… Жулик сидел в десяти шагах от вас, а вы его прозевали… Ну, не стыдно ли вам?..
Семен Семеныч энергично оправдывался…
Мы бодрствовали до самого утра. За наше дежурство больше ничего интересного не случилось, и мы покинули свои посты, когда город начал просыпаться. Разбитые, побрели мы домой. Зевающий милиционер возле плотины объявил нам, что ночь прошла спокойно и без всяких происшествий.
Придя домой, мы тотчас же заснули крепким, безмятежным сном, а когда проснулись — наши жены объявили нам, что прошедшей ночью на пруду пропал гусь Павла Михайлова и утенок жены фининспектора… Кроме того, утром на базаре у доктора Никитского сперли кошелек с, тремя рублями и с удостоверением личности…
Мы были поражены…
В следующую ночь мы снова очутились на берегу пруда и заняли старые посты, искусно прячась в тени вековых деревьев.
Я чутко вслушивался в каждый ночной шорох и не отрывал глаз от воды, как вдруг легкий треск ломающегося сучка заставил меня вздрогнуть и обернуться. Я крепко зажал двустволку в руках.
— Владим Сергев, не пужайтеся… это я, — услышал я сдавленный и прерывающийся голос Семена Семеныча.
В следующий миг он предстал предо мной на дорожке.
— Что случилось?
— Владим Сергев, он там а…
— Где?
— Там же, где и вчера… притаился на стволе старой ивы…
— Семен Семеныч, что же вы его не задержали? Ведь теперь он удерет!
— Владим Сергев, он не удерет… Он меня не видал… Я тихонько обошел его стороной. Он сидит там уже давно…
— Откуда же он пришел?
— Из воды.
— Что!!. Из воды?!
— Честное слово, из воды. Я совершенно официально видел, как он вылез из воды на поваленный ствол и пополз по нему. Теперь он там и сидит…