Всемирный следопыт 1929 № 09
Шрифт:
Жгучая потребность поскорее наполнить пищей огромный пустой желудок вывела Уппу из оцепенения. Он принялся яростно щипать сочную траву на опушке и обрывать хрусткие побеги молодых деревьев.
Шаг за шагом он продвигался в глубь джунглей, куда скупо проникал лунный свет. Случайно Уппа схватил хоботом вместо побега сухую ветку. Раздался треск. Обезьяны, серыми комочками прикорнувшие в ветвях, всполошились. С тревожным любопытством свесились они на руках и хвосте, пытаясь разглядеть, что творится в чаще.
Обезьянье сборище обменивается короткими визгливыми криками, похожими на истеричный смех.
Он ломится все дальше. Свежие лохматые ветви склоняются к нему со всех сторон, словно приветствуя владыку джунглей, вернувшегося в свою вотчину. Над его головой в окне лунного света чеканится гроздь наливных плодов. Они манят Уппу пряным ароматом. Он поднимает хобот и срывает плоды. Испуганный этим шумом из-под корней дерева выскакивает какой-то крохотный зверек. Его писк и шорох травы, по которой он скользнул мимо Уппы, нагоняют на слона страх. Он роняет гроздь плодов. Его бока вздрагивают. Хобот свернут в кольцо, уши крепко прижаты. Уппа бестолково мечется в тесном пространстве между стволами. Сломав несколько молодых деревьев, он пробивает себе дорогу в самую чащу джунглей, где сумрак густ, как шерсть черной овцы,
Обезьяны, очнувшись от страха, подымают неистовый визг и вой. Некоторые из них бомбардируют бегущее чудовище плодами и сухими сучьями. Уппа мчится во весь опор. Треск деревьев, гулкий топот его ног, гомон обезьян пробуждают вокруг всех лесных обитателей. Встречные шакалы врассыпную спасаются бегством. Дикая кошка в разгар ночной охоты прервала свои маневры и недвижно распласталась на ветке. Пантера, поджидающая у водопоя антилопу, злобно рычит, но уступает дорогу Уппе. Крики разбуженных попугаев зычно врываются в общую кутерьму.
Тысячи звуков, опьяняющие запахи разнообразных плодов и растений, дыханье зверей, притаившихся в темноте, — все это приводит слона в панический ужас. Уппа не в силах понять причину этой всеобщей тревоги, дружной ненависти к нему. Он пришел сюда, чтобы вступить в братский союз с лесными обитателями, они же встречают его как враги.
Бедняга не может догадаться, что вся беда лишь в нем одном. Странная весть мигом разнеслась по окрестностям:
— Сын движущихся гор пахнет человеком!..
В приступе отчаянья Уппа пробует затрубить, но из его пересохшего горла вместе с отравленным городскими миазмами дыханием вырываются лишь жалкие хрипы. Он ошалело мечется из стороны в сторону в надежде выбраться из враждебного стана.
Никакого просвета в душной крыше ветвей, ни намека на выход. С обеих сторон тропинки, проложенной его бегом, крутые черные стены ветвей. Уппа теперь похож на заблудившегося ребенка, которому мерещатся в темноте сказочные ужасы.
Внезапно в просвете между ветвями он замечает вдалеке, на краю неба, одну из тех звезд, которые люди зажигают по вечерам. Холод ужаса сменяется живой теплотой надежды.
Туда, к этой человеческой звезде! Уппа устремляется в сторону призывного огня. Через минуту он на опушке. Вот и дорога, которая привела его в джунгли. Луна смотрит на него теперь с явной насмешкой. Уппа без колебаний направляется к городу, где все так знакомо и безопасно.
Джунгли провожают его тысячеголосым воем, свистом, хохотом, воплями. Без оглядки галопом мчится он по дороге. Там, впереди — безопасность, уютный ночлег в загоне. Он не успел проглотить ни одного плода в джунглях, но от сильного потрясения перестал ощущать голод.
VI. Последняя выпивка.
На другое утро сторож парка, сдавая ночное дежурство, доложил:
— Уппа вернулся.
Это событие ни в ком не возбудило особого интереса. По существу обывателям не было никакого дела до судьбы Уппы.
Снова начались скитания от загона к центру города. Неудач и разочарований встречалось все больше, но Уппа терпеливо их переносил. Волшебная сладкая вода доставалась ему значительно реже. Алкоголь был обложен пошлиной. Никто не спешил опорожнить бутылки с джином ради фокусов слона-попрошайки. К тому же все эти штуки приелись и перестали смешить публику.
Но нет такого неудачника, которому не выпадало бы на долю счастливых моментов. Выдался и Уппе день удачи.
В город, где ползли его голодные дни, заехал по дороге во Францию сержант колониальной пехоты. Он провел два года в глубине Африки и совершил немало охотничьих подвигов. Об этом свидетельствовали его трофеи — внушительный груз слоновьих клыков. В ожидании парохода сержант истреблял спиртные напитки, рассказывая завсегдатаям клуба о своих охотничьих приключениях. То-и-дело он требовал ликеру, шампанского, коньяку и джина для себя и для собутыльников, за которых платил. Батареи бутылок громоздились на столиках, черный слуга сбился с ног, исполняя приказания охотника.
Сержант был крепкий, мускулистый мужчина со скуластым усатым лицом древнего галла. Его кожа была выдублена солнцем, ветром и ливнями Африки, а жесткие прямые волосы казались сделанными из жести.
Но и этого крепыша сломил хмель. Губы стали ватными, а язык распух и еле шевелился. Хохот и героические эпопеи смолкли. Отяжелев от жары, сытной еды и обильных возлияний, он слегка задремал в качалке под навесом веранды. Дремали и его собутыльники, уронив голову на мрамор столиков. Над верандой распласталась знойная тишина. Слуги скользили нацыпочках, чтобы не потревожить отдыха белых. Слышалось лишь равномерное посапывание, зуденье зеленых мух, липнущих к сладким бокалам, да отдаленные прибои базарного гула…
Внезапно ухо охотника поймало хорошо знакомый ему грузный слоновий топот. Сержант приоткрыл глаза, и взгляд его уперся в тощего молодого слона, остановившегося у веранды. По привычке он стал шарить кругом, отыскивая ружье. Не найдя оружия и сообразив, что он не в джунглях, а в клубе, сержант закричал во всю мочь:
— Не позволю над собой издеваться!.. Из цирка что ли выпустили эту падаль, чтобы подразнить меня! Или это просто двое шутов напялили на себя слоновью шкуру? Счастье их, что под руками у меня нет ружья, а то поплатились бы, черти, за мерзкую шутку!..