Всемирный следопыт 1930 № 05
Шрифт:
С одной фермы на другую распространялась весть о стойкости и твердости кубанки.
— Чудеса! Эта проклятая трава растет без всяких дождей!.. Я собрал двадцать пять бушелей с акра в прошлом году! — рассказывали один другому дакотские фермеры.
Они начали сеять кубанку, несмотря на грошовую плату, которую давали за нее на рынке. Но они были еще слишком осторожны и консервативны: на один акр новой пшеницы они сеяли несколько акров старой — «красной свирели» и «голубого стебля», — не подозревая, что этим самым готовят блестящий эксперимент для Карльтона. Это было в 1904 году.
Снова подкралась эпидемия черной ржавчины. На фермах близ Арапаго в Небраске, где прожорливый паразит
Сам Карльтон был поражен этим неожиданным успехом. Он принес кубанку на Великую равнину для борьбы с засухой, он хотел превратить пустынные земли западных окраин в плодородные поля, чтобы накормить хлебом голодающих поселенцев. Но кубанка устояла вовсе не потому, что победила засуху, а потому, что отразила разбойничий налет черного паразита — ржавчины. По его расчетам кубанка должна была сослужить службу фермерам, живущим на юге, в сухой безводной местности вокруг Амарилло. Но она прекрасно прижилась и одержала блестящую победу также и в Дакоте, на далеком севере.
Из одной осененной тополями хижины в другую, по всей Дакоте пронеслась весть о чудесной новой пшенице, дающей хлеб в плохие годы.
За пять лет урожай кубанки вырос до двадцати миллионов бушелей. И вот канзасские земледельцы стали поговаривать о новом чуде — твердой красной харьковской пшенице. Тот же Карльтон привез ее из России в 1900 году. Всю дорогу в Россию он ехал с таким чувством, словно что-то забыл там в первую поездку; его неудержимо влекли к себе места, лежащие далеко к северу от Таврической губернии, из которой канзасские меннониты привезли свою турецкую пшеницу. Он прибыл в город Старобельск, Харьковской губернии, где лето суше, а зима холоднее и ветреннее чем в Канзасе. Там он высмотрел один вид твердой пшеницы, который крестьяне сеют в осеннее время. Она была жесткая, тяжелая, с красным зерном, медленно всходила осенью, глубоко зарываясь корнями в чернозем и расстилая по земле молодые побеги, чтобы перехитрить злобные зимние ветры.
Почти без всякой борьбы ярко-зеленые посевы харьковской пшеницы разлились, как вода по гладкому кухонному столу, по всему западному Канзасу. А летом, после всех зимних ужасов, волнующиеся красно-золотые поля говорили уже о том, что разведение пшеницы в этой стране из неверной и азартной игры превратилось в интересное и важное занятие для людей, которые хотят работать, чтобы хорошо жить.
VII. Удары судьбы.
В то время как новая пшеница совершала триумфальное шествие по всей стране, одна из дочерей Карльтона заболела детским параличом.
«Я израсходовал все средства, какие только мог собрать, на ее лечение, — рассказывает Карльтон. — Я тратил пропасть денег на поездки к разным знаменитостям, которым я ни капельки не верил, но мистрис Карльтон на что-то надеялась».
Ясно, что ему приходилось брать взаймы, — ведь его жалованье было меньше трех тысяч долларов в год. Но правительство Соединенных Штатов и не думало помогать Карльтону. Ведь он открыл кубанку и харьковскую пшеницу… «в порядке служебного долга»!
Карльтон не стал
Обремененный материальными заботами, он не мог уже внимательно следить за развитием и ростом охоты за пшеницей, которой он положил начало своими великими исследованиями. Но его конечно не прогонят со службы, — этого не может случиться! Ведь его двадцатилетняя работа увеличила хлебные богатства страны в десять миллионов раз. Урожай янтарно-желтой косматой сибирской пшеницы поднялся с двадцати до семидесяти миллионов бушелей в год! В 1914 году она была даже премирована на выставке, одержав победу над старой яровой пшеницей «красной свирелью».
В там же году половину всего урожая твердой озимой пшеницы в стране составляла красная харьковская — больше восьмидесяти миллионов бушелей. Передовая линия борцов с голодом на сотом меридиане могла теперь смеяться над свирепыми осенними ветрами. Доброе красное зерно харьковской пшеницы наполняло бесконечные обозы, двигавшиеся к железным дорогам — на Монтану, Охлагому, Небраску и в его родной штат Канзас. О, если бы эти люди только знали! Или если бы у Карльтона был свой человек в продажной буржуазной прессе! Или если бы он не был таким чудаком!..
VIII. Конец героя.
Дом Карльтона в Вашингтоне был продан с торгов за неплатеж по закладной. Он переехал с семьей в избушку с дырявыми стенами на реке Потомак.
В 1918 году один из сыновей Карльтона был помещен в больницу для операции. В то время как жизнь мальчика висела на волоске, его сестра, девушка семнадцати лет, внезапно заболела. Через пять дней она умерла…
Тогда же Карльтон сделал последнее усилие, чтобы освободиться от множества тяготивших его мелких долгов. Он взял взаймы у одного хлебопромышленника солидную сумму в четыре тысячи долларов и у двух других друзей несколько меньшие суммы. Но к несчастью оказалось, что эти хлебопромышленники принадлежат к оппозиционной политической партии.
В 1918 году он был приглашен в кабинет секретаря Департамента земледелия. Секретарь был осведомлен одним возмущенным членом конгресса о том, что Карльтон, славный охотник за пшеницей, взял взаймы денег у хлебопромышленников, принадлежавших к оппозиционной партии.
И вот Карльтону был дан трехмесячный отпуск без сохранения содержания. В течение этого срока он должен был уплатить все свои долги хлебопромышленникам, в противном случае…
В 1919 году площадь посева твердой красной пшеницы выросла до двадцати одного миллиона акров, что составляло третью часть всего посева пшеницы в Америке.
В течение последующих семи лет некоторые банки, в которых хранились векселя, выданные Марком Карльтоном, получали чеки за его подписью в погашение части или всей суммы долгов. Чеки получались из Бокка-дель-Торо в Панаме, из Киамеля в Гондурасе и даже из Перу. Он таскался с одной должности на другую по знойным экваториальным странам.
Лица, которые давали свои бланки на его векселях, получали из банков эти добрые вести, и больше ничего. Карльтон всегда был большим чудаком. Также и старые друзья, которые когда-то ссужали его деньгами, не надеясь на возврат, начали получать от него небольшие суммы без всяких объяснений.