Всемирный следопыт, 1930 № 09
Шрифт:
* * *
В кабинете профессора строгая тишина.
Профессор несколько раз перечитывает один и тот же абзац, но строчки проходят мимо его сознания. Мысли его никак не укладываются во времена эпохи Александра Македонского, над которой он сейчас работает. Профессор мучительно думает, старается осмыслить и понять ход последних политических событий, разыгравшихся в его стране. Он думает об аресте Ганди, вспоминает свою последнюю встречу с ним.
Профессор Алимар приехал тогда к Ганди вместе с Рабиндранатом Тагором.
Рабиндранат Тагор, растроганный встречей с
Глубоким голосом прочел тогда Рабиндранат Тагор:
Он есть единственный лучезарный творец всего, Махатма, Навеки утвердившийся в сердцах народов; узнанный сердцем, чувством, разумом. Тот, кто его познает, становится бессмертным.
Профессор вспоминает, как смеялся над этими стихами Джагат, страстно ненавидящий непротивленца Ганди, ярый безбожник и коммунист Джагат, называющий Ганди социал-соглашателем…
* * *
Вежливый, но настойчивый стук в дверь прервал воспоминания профессора.
Человек, в котором запоминались только желтые краги, вошел в кабинет. Человек пред’явил профессору бумагу, заверенную надлежащими печатями и подписями. В бумаге предлагалось профессору Алимару принять в склады музея пятьдесят ящиков, содержащих драгоценные предметы, найденные во время последних раскопок в Египте; вменялось сохранить все это в строжайшей тайне в виду тревожного положения в городе; надлежало выдать ключи от подвалов подателю бумаги, которые должны были остаться у последнего до того времени, когда он вручит их профессору для вскрытия ящиков и классификации их содержимого. В конце профессор еще раз предупреждался о строжайшей ответственности за разглашение «всего вышеизложенного».
Когда профессор прочел бумагу, человек в крагах заговорил с ласковой убедительностью:
— Вы сами понимаете, уважаемый профессор, как необходимы те меры, которые принимаются для охраны этих драгоценнейших экспонатов древности. Наше тревожное время… Конечно, мы глубоко убеждены, что правительство скоро прекратит беспорядки, и тогда,. Профессор, я прибыл вместе с грузом, отдайте необходимые распоряжения для принятия и помещения его…
На пяти грузовиках были привезены пятьдесят огромных ящиков. В просторных подвалах музея ящики устанавливались с педантичной аккуратностью. Предоставив ключи в распоряжение человека в крагах, профессор удалился.
Через два часа он услышал гудение моторов. Это от’езжали порожние грузовики.
Профессор прошел в музей и в одной из зал, скрытой колонной, услышал разговор, заставивший его настороженно притаиться. Разговаривали человек в крагах и сэр Джемс Бенет. что удивило профессора. Они говорили тихо, так что профессор почти в двух шагах от них с трудом улавливал обрывки фраз, но и этого было достаточно, чтобы вселить в его сердце гнев.
— Исполнено в точности, — говорил человек в крагах, вытянувшись по-военному. — Эти ученые такой ограниченный народ… почтенный профессор убежден, что в ящиках… Если бы он знал, что вместо экспонатов древности… автоматические винтовки, пулеметы и патроны… по последнему слову техники… Лорд Ирвин остался бы доволен нами…
Сэр Джемс снисходительно ответил:
— Вы молодец, Роуленд… Арсенал необходимо было разгрузить… в городе слишком много туземных войск… верить можно только в британского солдата… Вы молодец, Роуленд…
Они разошлись в разные стороны, не заметив профессора. Роуленд вышел из здания музея, напевая веселую песенку, сэр Джемс прошел в квартиру профессора. После замужества француженки он стал уделять ей больше внимания, время от времени посещая ее.
Профессор стоял за колонной, низко опустив голову с кудрявой кроной волос. Молчаливые залы — кладбище истории — среди которых протекало его спокойное существование ученого, чьим девизом было изречение: наука не знает политики, были всполошены невиданным революционным размахом, проникшим и сквозь толстые стены музея. Профессор знал, что его сын связался через старика Маулана с товарищами по партии и что товарищи эти — члены подпольного революционного комитета Калькутты— собираются ночью в залах музея (Маулан впускает их через маленькую калитку, что ведет к реке); знал, что в саркофагах лежат прикрытые осколками ваз и орнаментов револьверы и обоймы; знал, что застывшая сукровица папирусов в пыльных шкафах музейной библиотеки истлевшими пергаментами прикрывает пламенную кровь листовок воззваний. Знал и молчал, потому что не хотел быть предателем.
Но профессор не мог молчать о том, что узнал теперь. Британские власти превратили музей в тайный арсенал оружия, и он не мог скрывать оружие, которым угнетатели его народа кровью его народа заливают его страну. Он начинал уже понимать, что цивилизованный Запад, перед которым он так преклонялся, использует «аполитичную науку» для политических целей. Он хотел было сейчас же пойти и рассказать все Джагату — пусть лучше его народ воспользуется этим оружием для борьбы за освобождение, — но не мог решиться на это. Не мог решиться на то, чтобы стать виновником разрушительной борьбы в музее (а ведь без борьбы не обойдется, за музеем теперь, наверно, установлена слежка).
Усилием воли профессор заставил себя быть спокойным. Уединенная жизнь выработала в нем привычку разговаривать с самим собою вслух. Изучение литературы древности приучило его к высокопарному слогу. После мучительной борьбы ученый победил в нем, и высокопарной фразой он окончательно подавил в себе нерешительность:
— Я не в праве осквернить кровопролитием святилище истории… здесь дремлют века…
V. Спиритизм и контр-разведка
В девяностых годах прошлого столетия в английских журналах стали время от времени печататься рассказы о приключениях частного детектива Шерлока Холмса. В скобках под заголовком стояло: «Из воспоминаний доктора Ватсона». Высокий, слегка сутулый Холмс, обладающий острым проницательным умом, недюжинными познаниями в химии, орлиным профилем и благородным сердцем, в течение нескольких лет, на многих авторских печатных листах, задумчиво курил трубку, раскрывал преступления, наигрывая в промежутках меланхолические вариации на скрипке. Слава о великом сыщике, сочиненном писателем Артуром Конан-Дойлем, перебросилась на континент и вскоре обежала все уголки земного шара.
Несколько лет назад благородные английские граждане воздвигли в Лондоне памятник Шерлоку Холмсу, На бронзовые плечи Холмса падает мелкий лондонский дождичек, а на орлиный нос его присаживаются отдыхать озябшие воробьи. Артур Конан-Дойль, человек с ясным разумом, придумывавший необычайные криминальные комбинации, разрешавший их путем строго дедуктивного анализа, загрустил и занялся спиритизмом. На последнем международном с’езде спиритов автор Шерлока Холмса был избран в почетный президиум. Как совместились в этом человеке — ясный разум, дедуктивный анализ и увлечение спиритизмом, задача трудно разрешимая.