Всемирный следопыт, 1930 № 10-11
Шрифт:
«Но интересу нам знать, кто вас там кормить будет? — спросили при этом злорадно купцы. — От кого вы раздобудетесь грошами богу на свечку и себе на рукавицы?»
И церковники сдались. Но купцам этого было мало. Они потребовали, чтобы киновеарх, этот недавний самодержец Ново-Китежа, переселился со Святодуховой горы в кремль. Там, в почетном плену, под охраной стрельцов он и находится по сей день, царствуя, но не управляя.
Так, в итоге некоторого подобия революции власть церковников сменилась здесь властью представителей финансового капитала. Правда, купцы в целях примирения с церковниками сделали им некоторую уступку, но уступка эта лишь укрепила власть буржуазии. Заключалась эта уступка в том, что «дыра» в мир, и прежде открытая лишь наполовину (выпускались люди с большим разбором, по особым разрешениям), была заткнута для всех остальных, исключая купцов.
Для этой цели был снят план путаных тропок через окружающие Ново-Китеж болота. План этот, так называемая «Книга Большого Чертежа», сейчас хранится у посадника. А затем стрельцы заставами загородили тропки в мир. Теперь в этой охране нет уже надобности. Современное новокитежекое поколение не знает путей через трясины, знали их прадеды, давно умершие.
Отгородился богоспасаемый город Ново-Китеж от всего остального мира, отгородился непроходимой трясиной — Прорвой, как зовут ее здесь. Лишь недавно Истома Мирской рассказал нам об ужасах Прорвы, через которую даже легконогий заяц не проберется.
Между прочим несчастный юнкерс сел уже за границей Прорвы. Иначе бы мы, конечно, не попали в Ново-Китеж. Но Раттнер клянется, что он найдет выход отсюда. Судя по его намекам, есть какие-то основания. Он и Птуха почти ежедневно бродят по болотам, окружающим город. Но пока — никаких результатов!
Полная изолированность Ново-Китежа от внешнего мира, выгодная лишь одним купцам, не по вкусу новокитежским низам. Они не прочь взглянуть на мир, из которого к ним иногда просачиваются все же волнующие, необычайные слухи.
Поэтому борьба партий «дырников» и «бездырников» не прекратилась и до сих пор. Мы, при первом нашем вступлении в Ново-Китеж, были свидетелями побоища между сторонниками этих политических группировок.
Но какая разница с годами прошлыми! Теперь «дырники» — это исключительно трудящиеся слои Ново-Китежа, а в рядах партии «бездырников» соединились купцы и церковники. К блоку этому их вынудила общая выгода, общее желание удержать в повиновении эксплоатируемые низы.
С партией «дырников» ведется ожесточенная борьба. Много лет назад учреждена была тайная полиция. Роль сыщиков выполняют так называемые посадничьи досмотрщики. Руководит ими Дьячья изба, местное сыскное отделение. Достаточно агенту Дьячьей избы крикнуть: «Слово и дело посадничье!» — и стрельцы по его указанию схватят любого из новокитежскмх граждан. А затем — Дьячья изба, средневековые пытки и виселица».
Оплывшая свеча, при свете которой писал Косаговский, вдруг замигала и пустила под потолок тоненький штопор копоти. Летчик нагнулся снять с фитиля нагар и подпалил отросшую в Ново-Китеже бороду. Зашипели, закурчавились волосы. Свеча мигнула и погасла.
— Будь ты проклята! — прошептал раздраженно Косаговский. — Сколько еще веков ждать новокитежанам керосиновую лампу?
— Раб божий, спать ложился бы! — крикнул с полатей халтурный поп. — Первые кочета давно уже полночь опели.
«А, пожалуй, и верно! — подумал Косаговский. — Завтра докончу…»
V. «Святая старина»
В отодвинутое волоковое окно избенки тягучей капелью струился колокольный звон скитов Святодуховой горы. Дождевые тучи мокрой парусиной застелили небо. Где-то на задворках тявкала поповская собака, нудно, непрерывно, в один тон. И вдруг, словно озлившись на самое себя, на всю свою собачью жизнь, тявкнула остервенело, с визгом и смолкла.
— Тоска! Хуже тюрьмы! — поморщился Косаговский и снова забегал по бумаге карандашом..
«Ново-Китеж — город сплошь деревянный, с узкими и грязными улицами, больше похожий на деревню. Центр города — кремль, расположен на высокой, по словам Раттнера, девонской скале.
Кремль — центр административной, судебной и военной жизни Ново-Китежа. Он обведен валами с деревянными стенами, образующими неправильный круг. В стенах семь деревянных башен, а ворота, выходящие на озеро, называются Смердьими. Около них казнят преступников, бросая трупы на с’еденье кремлевским собакам.
Против кремля высится вторая новокитежская твердыня, крепость «древлего благочестия», мракобесия и религиозного дурмана Святодухова гора, с многочисленными монастырями-скитами на хребте.
Скитским старцам живется отнюдь не плохо. К каждому скиту приписаны «рыбные ловы, бобровые гоны и собольи ветчины», прибыль с которых идет в скитскую казну.
Расположенный между кремлем и Святодуховой горой собственно город, или посад, делится на пять концов, то-есть кварталов. Кем населен посад, показывает названия концов: Плотницкий, Гончарный, Кожевенный, Лубянский и Усо-Чорт. В грязных дымных лачугах посада живут ткачи, кожевники, гончары, плотники, трепальщики пеньки, сапожники, шорники и т. д. Конец Усо-Чорта — это район металлистов: здесь живут кузнецы, оружейные мастера, здесь же расположены литейные дворы, ствольные и рудодробительные мельницы, даже рудники бурого железняка.
К концу Усо-Чорта примыкает слобода Пеньки, населенная исключительно городовыми стрельцами, то-есть новокитежской полицией.
Посредине посада расположена городская базарная площадь— Торг. Здесь сосредоточена вся внутренняя торговля Ново-Китежа.
Тотчас же за городскими заставами начинается лес, тайга, по которой разбросаны крестьянские хутора, починки, заимки. Дальше идет чаща, непрорубная и непролазная, где бродит зверье испуганное. В этой чаще можно встретить лишь охотничьи становища да засеки украинских — пограничных стрельцов. А еще дальше — Прорва, смрадная болотная пучина, оберегающая такую же смрадную, бездонную топь новокитежского быта.
Грузом премудрости, затхлой, изжитой и древней, придавило как могильной плитой ново-китежан.
И это в наш век социальной революции, индустриализации страны, в век электричества и радио!..»
«Мне хочется написать пару слов о наших хозяевах, о людях, в доме которых мы живем вот уже три с лишним месяца.
Фома, носящий здесь вполне официально комичное, звание «халтурного попа»— человек конченый, алкоголик. За склянницу водки он пойдет на все, что угодно, по словам Истомы — «готов даже с родной матерью обвенчать».