Всеобщая история географических открытий. Книга 2. Мореплаватели XVIII века
Шрифт:
Погода по-прежнему стояла ужасная. 27 апреля вечером налетел очень сильный шквал, направление ветра резко изменилось, и он задул прямо в лоб. Еще немного – и ураган сломал бы мачты и опрокинул бы корабль. Буря продолжала бешено неистовствовать, и совершенно намокшие паруса так прилипли к мачтам и снастям, что почти невозможно было с ними управляться.
На следующий день огромная волна сломала рею бизань- мачты [55] в том месте, где был зарифлен парус, и на несколько минут покрыла водой весь корабль. Буря стихла, но ненадолго; не успел экипаж «Суоллоу» несколько прийти в себя и починить полученные кораблем повреждения, как она возобновилась и продолжалась в виде сильных шквалов до 7 мая. Затем ветер перешел в попутный, и через три дня на горизонте
55
Бизань-мачта – третья мачта (от носа судна)
Картерет не знал, что испанцы возвели на этом острове укрепления. Поэтому он очень удивился, увидев на берегу большое скопление людей; у самого края воды он различил батарею из четырех орудий, а на холме – форт с двадцатью амбразурами, над которым развевался испанский флаг. Порывы ветра помешали ему войти в бухту Кемберленд, и, прокрейсировав целый день, он вынужден был направиться к Мас-Афуэра; но те же препятствия и разбивавшаяся о берег крупная зыбь сильно мешали его действиям; с большим трудом ему удалось погрузить несколько бочек с водой. Моряки, вынужденные из-за состояния моря задержаться на берегу, убили столько цесарок, что их хватило на весь экипаж. Цесарки да тюлени и некоторое количество рыбы – вот и все, чем удалось разжиться за время пребывания в этих водах, отмеченного непрерывными шквалами и бурями, не раз грозившими кораблю гибелью у берегов острова.
То и дело отгоняемый порывистыми ветрами, Картерет всякий раз, как ему удавалось вновь приблизиться к суше, пользовался случаем изучить остров Мас-Афуэра; он обнаружил множество ошибок у составителя отчета о путешествии адмирала Ансона и сообщил некоторые ценные для мореплавателей подробности.
Расставшись с Мас-Афуэра, Картерет направился к северу, в надежде встретить юго-восточный пассат. Отнесенный несколько дальше, чем рассчитывал, он решил заняться поисками островов Сан-Амбросио и Сан-Фелис, расположенных севернее группы Хуан-Фернандес. Теперь, когда последняя была оккупирована и укреплена испанцами, эти острова могли оказаться в случае войны полезны для английского флота. Однако карты Грина и «Основы навигации» Робертсона расходились в указании их координат. Картерет, больше доверявший последнему труду, искал острова на севере, но не нашел их. Перечитав описание, сделанное Уэзером, врачом экспедиции Девиса, он решил, что эти два острова являются той землей, которую знаменитый флибустьер встретил на своем пути к югу от островов Галапагос, и что земли Девиса вовсе не существует. Это было двойное заблуждение – отождествление островов Сан-Фелис с землей Девиса и отрицание существования последней, являющейся не чем иным, как островом Пасхи.
«На этой параллели, – пишет Картерет, – мы встретили легкие ветры, сильное течение, идущее на север, и другие признаки, дававшие основание предполагать, что мы находимся вблизи от той земли Девиса, которую так старательно разыскивали. Но вновь поднявшийся свежий ветер заставил нас повернуть на юго-запад, и мы очутились на 28°30' южной широты; следовательно, если бы эта земля или какая-нибудь другая, подобная ей, существовала, я неизбежно встретил бы ее или, по крайней мере, увидел бы. Затем я держался у 28° южной широты, в 40° к западу от отправной точки, и, согласно моему определению, на 121° к западу от Лондона».
Так как все мореплаватели продолжали признавать существование южного материка, то Картерет не мог себе представить, что земля Девиса является лишь маленьким островком, точкой, затерянной среди необъятного океана. Не встретив материка, он пришел к выводу, что земли Девиса вовсе не существует.
Картерет продолжал поиски до 7 июня. Он находился на 28° южной широты и 112° западной долготы, то есть в непосредственной близости от острова Пасхи. Дело происходило в разгаре зимы. Море все время было бурное, ветры – сильные и переменчивые, погода стояла пасмурная, туманная и холодная, с грозами, дождем и снегом. Несомненно, исключительно плохая видимость, густой туман, не пропускавший солнечных лучей в течение многих дней, помешали Картерету заметить остров Пасхи, хотя ряд признаков – множество птиц, плавающие водоросли – говорили ему о близости какой-то земли.
Разбушевавшиеся
В этот день к северу заметили землю, а назавтра Картерет прошел вдоль берега на довольно близком расстоянии и мог ее как следует рассмотреть. То была лишь большая екала окружностью в пять миль, поросшая деревьями и казавшаяся необитаемой; приблизиться к ней мешал прибой, в это время года очень сильный. Остров назвали Питкэрн – по имени того, кто его первым увидел. В это время среди матросов, до тех пор не страдавших никакими болезнями, стали появляться первые признаки цинги.
11 июля на 22° южной широты и 141°34' западной долготы заметили еще один остров. Ему дали название Оснабург – в честь второго сына короля (местное название Муруроа, в архипелаге Туамоту).
На следующий день Картерет высадил отряды моряков на другие, острова, где не оказалось ни съедобных растений, ни воды. Там матросы поймали руками несколько птиц – столь не пугливых, что при приближении человека они не улетали.
Тем временем число больных с каждым днем увеличивалось. Резкие перемены направления ветра и, главное, все новые аварии «Суоллоу» сильно замедляли движение, и Картерет счел нужным идти таким курсом, который давал надежду обнаружить места, где он мог бы пополнить запасы и где имелись бы подходящие условия для крайне необходимой починки корабля.
«Я намеревался, – пишет Картерет, – в том случае, если бы корабль удалось починить, дождаться более подходящего времени года и продолжить наше плавание к югу, чтобы совершить новые открытия в этой части земного шара. Наконец, если бы мне удалось обнаружить материк и найти там достаточное количество продовольствия, я предполагал двигаться вдоль южного берега, пока солнце не перешло бы экватор, а затем достичь высоких южных широт и идти на запад к мысу Доброй Надежды или же вернуться на восток, зайдя в случае необходимости на Фолклендские острова, и, не задерживаясь на них, направиться к Европе».
Эти достойные всяческой похвалы планы, характеризующие Картерета, как настоящего исследователя, которого опасности скорее привлекают, чем устрашают, оказались совершенно невыполнимыми.
В действительности пассатный ветер Картерет встретил лишь на 16°, и погода по-прежнему стояла отвратительная. Поэтому, хотя он плыл вблизи от архипелага Дейнджер, открытого Байроном в 1765 году, и от некоторых других островов, никакой земли он не видел.
«Так как во время этого перехода, – пишет он, – вокруг корабля часто летали в большом количестве морские птицы, то можно предположить, что мы проходили неподалеку от какой-то земли, которую не могли увидеть из-за тумана. Капитан-коммодор Байрон во время своего последнего путешествия прошел за северную границу той части океана, где, как утверждают, расположены Соломоновы острова; и поскольку я сам миновал южную границу района, не увидев этих островов, то у меня имелись все основания считать, что их положение, если они вообще существуют, на всех картах указано не точно».
Последнее утверждение правильно; координаты Соломоновых островов в то время определялись приблизительно, но само их существование было настолько бесспорно, что несколько дней спустя Картерет, пристав к неопознанной им земле, как раз и очутился на одном из Соломоновых островов.
Съестные припасы пришли к концу или испортились. Такелаж и паруса сильно пострадали от бурь, запас обмундирования истощился, половина экипажа не поднималась с коек, и, в довершение всех бед, у командира появился новый повод для тревог. Обнаружилась течь. Так как она была расположена ниже ватерлинии, заделать ее, находясь в открытом море, оказалось невозможно. По счастливой случайности, на следующий день заметили землю. Излишне говорить о том, какими радостными криками и восторженными восклицаниями моряки приветствовали эту весть. Испытанное экипажем чувство изумления и облегчения можно сравнить, пользуясь словами самого Картерета, лишь с переживаниями осужденного, которому на месте казни сообщили о помиловании.