Всеволод Бобров
Шрифт:
Так Бобров подошел к следующей двери, отворил ее и, провожаемый угрозами станционной дежурной, оказался на площади Курского вокзала.
Оглядевшись и поправив заплечный «сидор», Всеволод Бобров впервые зашагал по московским улицам – в долгополой шинели, в низеньких желтых сапожках, сшитых Иваном Христофоровичем Первухиным по моде «шимми», и с маленьким колечком на мизинце правой руки, в которое был вделан круглый голубой камешек бирюзы, – талисманом на счастье.
Это было в августе 1944 года.
Хочется повторить, что за всю историю советского футбола и хоккея не было игрока, который совершил бы столь стремительный и головокружительный взлет, как Всеволод Бобров. Да и в мире с ним в этом отношении может соперничать, пожалуй, только
Но увы, в отличие от Пеле, талант которого впоследствии проявился еще более ярко, Бобров по-настоящему – в расцвете лет, сил и опыта – так и не состоялся. Точнее сказать, он не смог раскрыть в футболе свои истинные возможности.
Помешали травмы.
Охота на лучших форвардов продолжается и сегодня, о чем свидетельствуют весьма наглядно чемпионаты мира по футболу, в том числе испанский. Несмотря на ужесточенное судейство, защитники-костоломы, не способные в честной борьбе справиться с искусными нападающими, применяют против них недозволенные приемы, порой откровенно «косят» их, пытаясь устрашить, а то и вовсе «убрать» с поля.
А в тридцатых-сороковых годах, когда правила футбола были более либеральными по отношению к грубиянам, поединки между форвардами и защитниками иногда и вовсе носили характер «сечи», увы, с ведома тренеров.
Конечно, такие наставники, как, например, Аркадьев или Якушин, и в мыслях не держали потакать грубой игре защитников. Впрочем, вообще ни один тренер не приказывал своим игрокам «ломать» противника. Наставления звучали куда более благопристойно: «Играй пожестче!» «Пожестче!» Хитрое слово… И защитники воспринимали эти установки именно так, как того хотелось иным тренерам, а потому играли «в кость», переступая допустимую грань атлетического футбола. За это провинившимся угрожал чаще всего лишь штрафной удар – спортивно-технических комиссий, наделенных правом дисквалификации, еще не было, как, впрочем, и судей-инспекторов, контролирующих действия полевых арбитров.
Вдобавок тактика игры оборонительных линий в ту пору была несколько иной, чем сейчас. Для защитника считалось хорошим тоном отбить мяч посильнее и подальше, а потому некоторые игроки лупили по мячу так яростно, что, попади они вместо мяча по ноге соперника, без носилок не обойтись. Безусловно, классные защитники и полузащитники, такие, как Константин Лясковский, Иван Кочетков, Всеволод Блинков, и многие, многие другие, играли против знаменитых форвардов хотя и резко, быстро, однако в пределах правил, и на их счету не числится травмированных игроков. Но болельщикам были хорошо известны имена и грубых защитников – Колосова из Ленинграда, Пшеничного, Голубева и Лермана из Киева. Все они получили кличку «костоломы». А например, правый защитник московского «Металлурга» Алятрицкий, как случайно выяснилось, чтобы «играть пожестче», даже вставил в подъем своих бутсов алюминиевую накладку – нападающие прямо-таки боялись к нему приближаться.
Короче говоря, таким великолепным нападающим, как Федотов, Карцев, Трофимов, и другим приходилось очень нелегко: персональные опекуны то и дело пытались их терроризировать, «косили» их и сносили.
Григорию Ивановичу Федотову нанесли такую тяжелую травму, что у него образовался вывих правого плеча, по-медицински называемый привычным. Это означало, что травма могла периодически повторяться. Особенно сильно Федотов пострадал в 1948 году в матче против ленинградского «Зенита». Он столкнулся с защитником Левиным-Коганом, упал и снова получил чрезвычайно болезненный привычный вывих плечевого сустава. Врач ЦДКА Искандер Файзуллин, в прошлом знаменитый пловец-марафонец, проплывший сотни километров по Волге, Дунаю и Амуру, не рискнул вправлять плечо в медпункте стадиона, поскольку Григорий Иванович незадолго до этого перенес операцию. На «Скорой помощи» Федотова немедленно доставили в Ленинградский травматологический институт, где врачи
Плечевая кость встала на место, и Федотов поднялся с пола вполне здоровым.
Это был старый пироговский способ «валета», которым еще в прошлом веке вправляли плечевые суставы.
Всеволода Боброва тоже нещадно били защитники, делали ему «накладки», «коробочки», заплетали ему ноги и так далее и тому подобное в том же грустном духе. Едва он прикасался к мячу, как немедленно получал весьма чувствительный удар или толчок, уйма энергии уходила не на то, чтобы играть, а на то, чтобы избежать столкновений с игравшими «в корпус» опекунами. Некоторые тренеры даже давали своим подопечным, персонально игравшим против Боброва, вполне определенные наказы, хотя и высказанные в дипломатической форме. А вот что касается болельщиков… Как ни прискорбно, история донесла до нас истошные вопли с трибун: «Бей Бобра!», которые еще больше распаляли и без того чрезмерно рьяных защитников, далеко переходивших границы «мелкого фола» и явно предпочитавших видеть Боброва, сидящим на трибуне, а не играющим на поле. Сейчас, когда страсти послевоенных чемпионатов по футболу давно улеглись, болельщиков, призывавших в то время бить одного из лучших наших форвардов, несомненно должны мучить угрызения совести. И их пример обязан послужить наукой для новых поколений любителей спорта, чьи клубные пристрастия порой мешают восприятию футбола в целом.
Но футбольные и хоккейные арбитры Николай Латышев, Сергей Савин, Эльмар Саар, Николай Усов и другие, наказывавшие нарушителей в пределах правил тех лет, никогда не слышали от Боброва жалоб, он не апеллировал ни к судьям, ни к зрителям. И не отвечал грубостью на грубость, придерживаясь заповеди, которую впоследствии хорошо сформулировал Стэнли Мэтьюз: «Контролировать себя важнее, чем контролировать мяч». Бобров предпочитал сводить счеты с обидчиками иным, чисто бобровским способом: на удары по ногам он отвечал ударами по воротам, разозлившись, забивал голы и вот тогда-то мог сказать что-то торжествующее своему обидчику.
Но однажды Всеволод Бобров не смог воспользоваться этим способом: его унесли с поля на носилках.
Это произошло в Киеве в 1946 году во время печально-знаменитого матча между командами ЦДКА и «Динамо» (Киев), во время матча, который, вообще говоря, обещал стать событием радостным, даже торжественным – на это были свои, особые причины.
Дело в том, что 22 июня 1941 года в Киеве должен был состояться очередной календарный матч на первенство страны – тоже между киевским «Динамо» и ЦДКА. Армейские футболисты приехали в столицу Украины накануне, а утром узнали о том, что началась война. Начальник Центрального спортивного клуба Армии генерал-майор Савва Игнатьевич Паша, тоже приехавший в Киев, немедленно отправился в ЦК КП Украины с просьбой о зачислении футболистов в действующую армию. Однако Паше отказали в этом и дали такие указания: отправляйте команду в Москву, а мы сделаем по радио объявление о том, что матч отменяется, но предупредим болельщиков, чтобы они не сдавали билеты в кассу стадиона: закончится война, разобьем врага, вот тогда по этим же билетам люди и придут на стадион.
Так и было сделано.
И вот минула война. В освобожденном Киеве снова зазвучал футбольный марш и снова готовились к матчу те же команды – «Динамо» и ЦДКА. Но как ни страшно об этом подумать, по старым довоенным билетам, датированным 22 июня 1941 года, никто на стадион не пришел: многие погибли, иных судьба разметала по всей стране. На фронте был убит и Савва Игнатьевич Паша. Но матч, отмененный в трагическое воскресенье, все же состоялся после войны, после победы. И он обещал стать радостным событием.