Всеволод Залесский. Дилогия
Шрифт:
Какой-то солдат с винтовкой в руке оказывается на пути, бестолково оглядывается, беззвучно открывая рот, словно рыба, выброшенная на сушу.
В сторону! Севка отшвыривает солдата и бежит, спотыкаясь о шпалы. Кажется, солдат упал.
Пули торопливо пробегают по доскам разбитого вагона, летят щепки, от горящих досок рассыпаются искры, одна попадает в лицо Севке.
Пригнуться. Пригнуться и бежать.
Спина, маячившая у Севки перед глазами, вдруг замерла – четыре пулевых отверстия появились на ней, наискось, от правого плеча.
Костя!
Севка,
Грохот. Скрежет металла совсем близко, за спиной.
Танк зацепил краем разбитый вагон и потащил его на Севку. Танкист увидел беглеца и решил наказать его за трусость.
Громадный танк заслонял уже все небо, почти нависал над Севкой. И стрелял-стрелял-стрелял… из пушки и из пулеметов. Пули и снаряды неслись над самой головой, они разочарованно выли, поняв, что промахнулись, что не смогли убить его. И в ярости убивали других, всех, до кого могли дотянуться.
Севка оглянулся и замер, парализованный ужасом – танк был уже совсем рядом. На башне плясали алые отблески пламени… Или это по броне стекала кровь? Танк приближался, а Севка стоял, как завороженный, будто превратился в соляной столб…
Танк взревел и словно прыгнул вперед. Гусеница сбила Севку с ног и раздавила грудную клетку.
Севка задохнулся, засучил ногами и закричал, завыл от ужаса…
– Севка! – прозвучало над самым ухом.
По плечу хлопнула рука.
Севка открыл глаза.
– Снова приснилось? – спросил Костя.
Он уже успел одеться, стоял возле Севкиной кровати в спортивном костюме. Наверное, даже зарядку успел сделать.
– Снова Узловая, – выдохнул Севка и сел на постели. – Танк.
Костя кивнул.
– Я в душ, – сказал Севка.
Он был мокрый от пота, сердце колотилось, как безумное, словно они с Костей только что пробежали с десяток километров.
Впрочем, как и в прошлое утро. И накануне. И перед ним.
Каждое утро Севка просыпается от собственного крика или – в последнюю неделю – его будит Костя.
– А тебе не снится ничего? – спросил Севка, вставая с кровати. – Нормально спишь?
– Нормально, – ответил Костя. – И чувствую я себя хорошо… Вот, упражнения сделал и не запыхался. Доктор говорил, что на мне все заживает, как по волшебству. Даже удивлялся… Ты завтракать будешь?
– Да, – ответил Севка из коридора.
Что теперь делать? Так и жить, просыпаясь в поту и с криком? Надеяться, что рано или поздно все рассосется и забудется? Или пойти к психиатру и рассказать, что снится Севке разгром немецкими танками станции Узловой летом сорок второго, а доктор станет расспрашивать о пушке, не поворачивает ли танк сей фаллический символ в его сторону и что по этому поводу думает сам Всеволод?
Севка разделся, бросил мокрое от пота белье в корзину, встал под душ и включил воду. Вначале – холодную.
Очень холодную, взвыв, подумал Севка. Так тебе и надо, подумал
А он все никак не мог привыкнуть. Мир вокруг него, мир, который должен быть привычным и комфортабельным, оказалось, был заполнен массой ненужных, нелепых предметов и людей.
Яркие сияющие вывески, навороченные тачки, нелепые тексты под никчемушную музыку… Бессмысленно копошащиеся люди разговаривали о всякой ерунде, пытались делать вид, что имеют хоть какое-то значение для мироздания. Врали себе и врали другим. Через газеты, Сеть, телевидение – врали-врали-врали… За деньги или просто из желания соврать.
Зачем это все, спрашивал себя Севка и не мог найти ответа.
В ту ночь он успел отвезти деньги в больницу. Оказалось, что у него плохой глазомер, что забрал он из сейфа не десять тысяч, а пятнадцать. Мелькнула даже мысль – дурацкая мысль – отнести деньги назад, но потом пришла другая: за ним ведь все равно придут менты. И сколько именно он отобрал денег у пострадавших – никого волновать не будет. Просто изымут у него вещественное доказательство.
Севка до самого утра сидел в коридоре больницы, ждал. Даже попытался загадать, что произойдет раньше – выйдет из операционной Артем Сергеевич или распахнется входная дверь и ворвутся менты в бронежилетах. Интересно, их заставят надеть бахилы? И халаты поверх бронежилетов?
Позвонил Михаил Альбертович.
Севка, увидев, кто звонит, вначале не хотел отвечать, а потом решил – какая разница? Его хотят вычислить по звонку? И пожалуйста. Операцию все равно прерывать не станут, даже если у Артема Сергеевича потом отберут деньги.
– Что тебе нужно? – спросил Севка у мобильного телефона.
– Всеволод… э-э… Александрович… – сказал Михаил Альбертович. – Я…
– Я слышу, что ты. Что нужно?
Ну, подумал Севка, давай, кричи, угрожай!
– Я… Мы с женой посоветовались… Мы действительно были не правы. Так нельзя было поступать… И я… мы… если вы считаете, что мы вам еще что-то должны…
– Ничего, – сказал Севка, чувствуя, как подступает к горлу тошнота. – Вы мне больше ничего не должны. Ни ты, ни жена.
– Я… Спасибо, Всеволод Александрович. Большое спасибо…
Севка нажал кнопку и спрятал мобильник в карман.
Менты, получается, за ним не придут. И получается, нужно думать, что делать, как жить дальше. Как выкручиваться из сложившейся ситуации. Если милиция не заинтересуется Севкой, то Костей займется наверняка.
Кто? Откуда?
Начнут дергать Севку – что видел, почему принял участие в судьбе? Врачи по поводу денег, скорее всего, будут молчать, решил Севка.
Ну, оперировали, понятное дело, бесплатно, повинуясь общечеловеческим ценностям и клятве Гиппократа. Тут им никто ничего не пришьет. За гуманизм и альтруизм пока еще не сажают. И за то, что человек не помнит о себе ничего, кроме имени-фамилии-отчества – уже не сажают. Не те времена. В сорок втором этот номер бы не прошел, а здесь – вполне себе прокатил.