Всеволод Залесский. Дилогия
Шрифт:
– Подозревали.
– И поэтому позволили убить артиллеристов?
– Для наших парней мы всего лишь прогулялись сквозь пространство. Странным, необычным способом, но прогулялись. Если они вернутся назад, то ничего, кроме этого, не расскажут. Тем более что сразу после возвращения они будут сброшены в тыл к немцам. Без вас, Всеволод, если вас это интересует. А появление артиллеристов в Москве, из августа в октябрь… Это вызвало бы слишком много разговоров. Так что Данила потребовал, а мы… мы выполнили.
Севка
– Не останавливайтесь, молодой человек. Не останавливайтесь, – посоветовал генерал. – Нам нужно торопиться.
– Какие вы все сволочи…
– Мы не сволочи. Кто-то должен уметь убивать. И кто-то должен быть мерзавцем для того, чтобы остальные могли не быть мерзавцами и убийцами. Данила это понял. И это предстоит понять вам, Всеволод. Так или иначе. И знаете что?
– Что?
– Я думаю, у вас получится, Всеволод Александрович.
– Пошли вы все в жопу, – сказал Севка и зашагал быстрее, чтобы догнать Костю и ребят.
– Полагаешь, Даниле были нужны установки?
– И не просто установки, – сказал комиссар. – А установки с люизитовыми снарядами. У него не было возможностей все это заполучить другим способом. Тогда он предоставил такую возможность капитану Сличенко…
– А нам – возможность у Сличенко это отобрать…
– И теперь где-то в прошлом…
– Или в будущем для нас, – добавил невесело Евграф Павлович. – Через год… Или через десять лет…
– Думаю, все-таки в прошлом, – сказал комиссар и добавил уже увереннее: – Точно, в прошлом.
* * *
3015 год но н. э. Азия. Рассвет
Четыре грузовика возникли прямо из воздуха. За мгновение до этого на скалистой площадке над обрывом ничего не было, а потом вдруг появились четыре «ЗИС-6» со смонтированными на них пусковыми установками реактивных минометов.
Распахнулись дверцы, из машин выбрались люди.
– Извините, Артем Егорович, не предупредил, – сказал Орлов. – Надеюсь, вы не станете обижаться?
Егоров молча присел на подножку машины.
Малышев стоял на краю обрыва, потрясенно глядя на расстилающийся под ногами пейзаж. Никита подошел и стал рядом. Внизу, метрах в трехстах, лежала долина, утопающая в зелени и тени от горной гряды.
Вдалеке мерцали огоньки.
– Там город, – сказал Орлов. – Около пяти тысяч человек. Со всех сторон закрыт горами. Слышите, Артем Егорыч?
– Слышу, – ответил военинженер первого ранга.
– Площадь долины – десять гектаров. Город расположен в низкой ее части. Имеем один залп четырех установок. Боевое вещество – люизит. Ваше мнение как специалиста?
– Там же просто люди… – сказал Егоров.
Ему снова выпадало спорить с фанатиком. И снова
– Люди, – кивнул Орлов. – Пять тысяч человек. Мужчины, женщины и дети. Но если они останутся в живых, то умрут миллиарды. И вы не родитесь. И я не рожусь. И не будет всего, что мы с вами любили.
– Вы-то откуда все это знаете? – устало спросил Егоров.
– Знаю. Уж вы мне поверьте.
Над хребтом появился край солнца, но в долину солнечный свет пока еще не проник.
– Поражение, близкое к ста процентам, – медленно произнес Егоров.
– Тогда по машинам, – сказал Орлов. – Что крутить, все знают?
Через минуту первый снаряд сорвался с одной из установок и устремился к долине. Затем второй, третий… Снаряды стартовали с интервалами, словно тот, кто крутил ручку на пульте управления огнем, делал это через силу, заставлял себя отправлять смерть в спящий город.
Ударили остальные установки. Залп накрыл всю площадь небольшой долины, снаряды рвались-рвались-рвались…
Дым от сгоревшего пороха, пыль, поднятая выхлопами реактивных снарядов, окутали площадку, и со стороны могло показаться, что это неведомое призрачное чудовище ворочается над обреченной долиной, выбрасывая из своей утробы все новые и новые сгустки ядовитого огня. Потом все стихло.
Когда дым выстрелов рассеялся, на скалистой площадке ничего не было.
1942: Реквием по заградотряду
Вы, господин Уэллс, исходите, как видно, из предпосылки, что все люди добры. А я не забываю, что имеется много злых людей.
И. В. Сталин
3 августа 1942 года, станция Узловая, Сталинградский фронт
Для того чтобы не сойти с ума, нужно четко разделить свою жизнь на то, что от тебя зависит и что не зависит. И еще можно разграфить листок бумаги на две вертикальные колонки и записать, как в свое время Робинзон Крузо, что плохо в твоей жизни, что хорошо.
В левой колонке – плохое, в правой – хорошее, типа – да, есть плохое, но…
Есть в этой системе один недостаток – плохого может оказаться так много, что просто напишешь, потом возьмешь в руку револьвер и – «бац!» – пулю в висок. От печали и безысходности.
Или не хватит вдруг колонок. Если не получается разделить на плохое и хорошее, остается еще множество такого, что и оценить нельзя. Не получается. Что тогда делать?
Тут призадумаешься.
Севка за год, кажется, нашел выход. Может, с точки зрения психологов, и небезупречный, но раз удалось сохранить более-менее разумный взгляд на жизнь – значит, работает.