Вскрытые вены Латинской Америки
Шрифт:
В разгар «виоленсии» один офицер заявил: «Вы мне сказки не рассказывайте, вы мне уши приносите». Следует ли считать патологическим явлением садизм репрессивных /150/ сил и зверства повстанцев? Один человек отрезал священнику руки, бросил его тело в огонь, поджег его дом, разметал пепелище, а потом, когда война кончилась, кричал: «Я ни в чем не виноват! Я не виноват! Оставьте меня!» Он явно потерял рассудок и в то же время в известной степени был прав: ужасы «виоленсии» всего-навсего отражали ужасы системы. Кофе отнюдь не принес с собой счастье и гармонию, как проповедовал Пието Артета. Верно, что благодаря кофе активизировалось судоходство на реке Магдалене, были построены новые железнодорожные линии и шоссе, накоплены капиталы, которые стимулировали развитие некоторых отраслей промышленности, но внутренний олигархический режим и экономическая зависимость от иностранных центров власти не только не ослабли во времена кофейного бума, а, напротив, неизмеримо большим гнетом легли на плечи колумбийцев.
ООН опубликовала результаты своего исследования по вопросам питания в Колумбии, показывающие, что и к концу десятилетия
Земли Центральноамериканского перешейка до половины прошлого века не страдали от особых неприятностей. Кроме продуктов потребления Центральная Америка производила кошениль и индиго, вкладывая не слишком много капиталов, используя минимум рабочей силы и не обременяя себя лишними заботами. Кошениль, насекомое, которое родилось и плодилось без всяких хлопот на колючих лапах кактуса нопаля, пользовалось, как и индиго, постоянным спросом европейской текстильной индустрии. Оба этих естественных красителя умерли насильственной смертью, когда в 1850 г. немецкие химики изобрели анилиновые краски и другие более дешевые вещества для окрашивания тканей. Через 30 лет после этой победы лаборатории над природой в Центральную Америку ворвался кофе, и она преобразилась. Ее новоиспеченные плантации давали в 1880 г. чуть ли не шестую часть мировых поставок кофе. Именно этот продукт открыл региону широкий доступ на международные рынки. К английским импортерам присоединились импортеры немецкие и североамериканские. Зарубежные потребители способствовали появлению на свет местной кофейной буржуазии, которая встала у кормила политической власти, совершив в начале семидесятых годов либеральную революцию во главе с Хусто Руфино Барриосом. Развитие специализированной аграрной экономики, навязанной извне, пробудило неистовое желание приобретать земли и людей, хотя существующая и в наши дни латифундия родилась в Центральной Америке под флагом свободы труда.
Таким образом, в частные руки перешли огромные неосвоенные площади, бесхозные или принадлежавшие церкви либо государству, и начался безудержный грабеж /152/ индейских общин. Крестьян, которые отказывались продавать свою землю, силой угоняли в армию, плантации превращались в кладбища для индейцев, воскрешались указы колониальных времен, насильственная вербовка работников и законы против бродяжничества. При попытке к бегству батраков убивали. Либеральные правительства модернизировали трудовые отношения, вводя заработную плату, но наемные работники тем не менее превращались в собственность новоиспеченных кофейных предпринимателей. Ни разу в течение всего прошлого века повышение цен на кофе не отражалось на заработках поденщиков, которые жили впроголодь. Это было одним из факторов, препятствовавших расширению внутренних рынков в центральноамериканских странах[84]. Как и везде, безудержная экспансия кофе подавила развитие производства продуктов сельского хозяйства, предназначенных для внутреннего потребления. Страны региона были обречены на хроническую нехватку риса, фасоли, маиса, пшеницы и мяса. Сумело выжить лишь сельское хозяйство подсобного типа в горных районах, куда латифундия загнала индейцев, отняв у них более плодородные земли на побережье. В горах, выращивая на своих крохотных участках кукурузу и фасоль, чтобы не умереть с голоду, живут часть года индейцы, нанимающиеся на время сбора урожая кофе на плантации. Ситуация не изменилась и поныне: латифундия и минифундия существуют бок о бок, составляя единство системы, которая держится на нещадной эксплуатации труда местного населения. И в целом, в регионе, и в конкретных условиях Гватемалы такая форма присвоения результатов чужого труда вполне отвечает всем требованиям системы расового угнетения: индейцы так же страдают от внутреннего колониализма белых и метисов, идеологически освященного господствующей культурой, как сами центрально-американские страны страдают от колониализма иностранного[85].
С начала века в Гондурасе, Гватемале и Коста-Рике появились и банановые концерны. Для транспортировки кофе к портам национальным капиталом ранее уже были проложены железнодорожные ветки. Североамериканские предприятия завладели этими железными дорогами и /153/ построили новые, специально для вывоза бананов со своих плантаций, а также монополизировали электроснабжение, почту, телеграф, телефон и такой, не менее важный элемент инфраструктуры, как политика. В Гондурасе, например, «мул стоит больше, чем депутатское кресло», а во всей Центральной Америке послы Соединенных Штатов значат больше, чем главы государств. «Юнайтед фрут» поглотила всех своих конкурентов по производству и продаже бананов и превратилась в основного латифундиста Центральной Америки; ее филиалы завладели железнодорожным и морским транспортом, ей принадлежат порты, она располагает собственными таможнями и полицией. Доллар стал, по существу, национальной центральноамериканской валютой.
Согласно геополитической концепции империализма, Центральная Америка является всего-навсего естественным придатком Соединенных Штатов. Даже Авраам Линкольн, который тоже подумывал об аннексии ее территорий, не смог противостоять велениям доктрины «предначертания судьбы» в отношении соседей[86]. (Империалистическая доктрина, имевшая широкое хождение в правящих кругах США на протяжении всего XIX в. Согласно этой доктрине, лежащие к югу от США территории самой судьбой пред¬назначены быть подвластными или подопечными Вашингтону в си¬лу своей отсталости, неустроенности, дикарства и т. д. Доктрина эта, известная и под названием «предначертание судьбы» и «созре¬вающий плод», и под другими наименованиями, в реальной дей¬ствительности воплощалась в конкретных акциях империалисти¬ческой экспансии в странах Латинской Америки. Закономерным развитием этой доктрины стала доктрина «большой дубинки», про¬возглашенная при президенте Теодоре Рузвельте в конце XIX — начале XX в. — Прим. ред.)
В середине прошлого века флибустьер Уокер, действовавший от имени банкиров Моргана и Гаррисона, вторгся в Центральную Америку во главе банды душегубов, называвших себя «Американская фаланга бессмертных». Пользуясь официальной поддержкой Соединенных Штатов, Уокер грабил, убивал, поджигал и после очередной экспедиции объявлял себя президентом Никарагуа, Сальвадора и Гондураса. Он возродил рабство на территориях, подвергшихся его опустошительному нашествию, и стал таким образом продолжателем «филантропических» традиций своей родины, традиций, насаждавшихся в штатах, незадолго до этого отторгнутых от Мексики. (В результате объявленной в 1846 г. США войны Мексике, окончившейся два года спустя поражением мексиканцев, страна потеряла более половины своей территории. На ней были образо¬ваны штаты Техас, Калифорния и др., вошедшие в состав США. — Прим. ред.)
По возвращении Уокер был встречен в Соединенных Штатах как национальный герой. С той поры стали правилом вторжения, интервенции, бомбардировки, насильно навязываемые займы и соглашения, подписываемые под дулом пушек. В 1912 г. президент Вильям Г. Тафт утверждал: «Недалек тот день, когда три звездно-полосатых /154/ флага взметнутся один за другим на нашей территории, обозначая ее протяжение: один — на Северном полюсе, другой — у Панамского канала и третий — на Южном полюсе. Все полушарие будет принадлежать нам реально, так же как в силу нашего расового превосходства оно уже принадлежит нам морально»[87]. Тафт говорил, что честный путь справедливой внешней политики США «ни в коем случае не исключает активную интервенцию в целях обеспечения рынков сбыта нашим товарам и благоприятных условий для выгодных операций нашим капиталистам». Тогда же экс-президент Теодор Рузвельт напоминал во всеуслышание о проведенной им успешной ампутации части колумбийской территории: «Я просто взял канал» — так поведал новоиспеченный лауреат Нобелевской премии мира о том, как ему удалось создать независимую Панаму[88]. Колумбия же получила немного позже возмещение в 25 млн. долл: такова была цена территории, отторженной у нее для того, чтобы США навязали руководителям новой Панамской республики кабальное соглашение о строительстве водного пути между двумя океанами.
Концерны США расхватывали земли, таможни, сокровища и правительства, морские пехотинцы высаживались повсюду, чтобы «защищать жизнь и интересы североамериканских граждан» — к этому «юридическому» оправданию прибегли и в 1965 г., дабы прикрыть суть преступного вторжения в Доминиканскую Республику. Национальный флаг становился оберткой для новых товаров. Генерал Смидли Д. Батлер, возглавлявший многие военные экспедиции, так рассказывал в 1935 г., уже будучи в отставке, о своей деятельности: «Я провел тридцать три года и четыре месяца на действительной военной службе в составе самых мобильных сил страны в морской пехоте. Я прошел всю иерархическую лестницу, от второго лейтенанта до дивизионного генерала. И за весь этот период большую часть времени я выполнял обязанности наемного убийцы первого класса во имя Великих дел, для Уоллстрита и банкиров. Одним словом, был наемником капитализма... В 1914 году я, например, помог сделать так, что Мексика, точнее Тампико, стала легкой добычей североамериканских нефтяных королей. Я помог сделать так, /155/ чтобы Гаити и Куба стали удобными местами для доходных операций «Нэшнл сити бэнк»... В 1909—1912 годах я помог расчистить Никарагуа для операций международного банка «Браун бразерс». В 1916 году я образумил Доминиканскую Республику во имя интересов североамериканских сахарозаводчиков. В 1903 году я помогал «умиротворять» Гондурас к выгоде североамериканских фруктовых компаний»[89].
В самом начале нашего века философ Уильям Джеймс изрек сентенцию, известную далеко не всем: «Страну стошнило от Декларации независимости, раз и навсегда...» Чтобы не быть голословным, приведу один пример: США в течение 20 лет оккупировали Гаити и там, в этой негритянской стране, ставшей ареной первого победоносного восстания рабов, ввели расовую сегрегацию и режим принудительных работ, убили 1,5 тыс. рабочих в одной из своих карательных операций (согласно расследованию сената США в 1922 г.), а когда местное правительство отказалось превратить Национальный банк в филиал нью-йоркского «Нэшнл сити бэнк», США прекратили выплачивать жалованье президенту и его министрам, дабы они не забывались[90].