Вскрытые вены Латинской Америки
Шрифт:
Дело в том, что доходы от сахара теперь направлены отнюдь не на упрочение системы эксплуатации[34]. Импорт машин и промышленного оборудования вырос с 1958 г. на 40%. Приносимая сахаром прибыль служит развитию тяжелой индустрии и тому, чтобы не было ни пустующих земель, ни безработных. Когда пала диктатура Батисты, на Кубе было 5 тыс. тракторов и 300 тыс. автомобилей. Сейчас — 50 тыс. тракторов, хотя значительная их часть простаивает из-за слабой организации труда, а из старого автомобильного парка, состоявшего в большинстве своем из дорогих моделей, остались отдельные экземпляры, пригодные разве что для лавки древностей. Цементная промышленность и энергетика развиваются удивительно быстро. Новые фабрики по производству удобрений дают сейчас продукции в пять раз больше, чем в 1958 г. Повсюду в стране создаются водохранилища, их емкость после 1958 г. увеличилась в семьдесят три раза[35], орошаемые площади расширяются не по дням, а по часам. Новые дороги,
Большого успеха кубинцы добились в механизации уборки и отгрузки сахарного тростника на основе техники, разработанной в основном на Кубе, хотя оборудование это еще требует совершенствования. Преодолевая сложности, в стране складывается новая профессиональная структура населения, призванная заменить старую, сломанную /115/ революцией. Рубщики тростника, «мачетерос», эти сахарные каторжники, ныне стали представителями вымирающей профессии на Кубе. Ведь и им революция дала возможность выбора других, менее тяжелых работ, а их сыновьям — возможность учиться в городах и получать стипендию. Правда, освобождение рубщиков тростника от «каторги» породило определенные трудности в экономике острова. В 1970 г. Куба вынуждена была утроить число работников для сафры, большинство которых составили добровольцы, солдаты, трудящиеся других секторов народного хозяйства, что притормозило некоторые работы в городе и деревне: сбор плодовых культур, фабричное производство. При этом следует иметь в виду, что в социалистическом обществе в отличие от общества капиталистического активность трудящихся обусловливается не боязнью безработицы и не жаждой наживы. Иные стимулы — солидарность, коллективная ответственность, осознание своих обязанностей и прав, выходящие за узкие рамки человеческого эгоизма, — должны стать движителями прогресса. Однако психология целого народа не меняется в мгновение ока. Когда революция взяла власть в свои руки, большинство кубинцев, как сказал Фидель Кастро, еще даже не прониклось антиимпериалистическим сознанием.
Мышление кубинцев радикализировалось по мере углубления их революции, по мере того, как Гавана отвечала вызовом на вызов, ударом на удар Вашингтона, и по мере того, как идеалы социальной справедливости претворялись в конкретные дела. Построено 170 больниц и множество поликлиник, медицинская помощь стала бесплатной; в три раза увеличилось число учащихся в школах и университетах, обучение тоже стало бесплатным; более 300 тыс. детей и молодых людей получают стипендии; появилось множество интернатов и детских садов. Значительная часть населения пользуется бесплатным жильем, и уже не надо платить за пользование водой, светом, телефоном, за посещение спортивных мероприятий. Расходы государства на социальное обеспечение возросли в пять раз за последние несколько лет. Но теперь, когда все имеют возможность учиться и носить нормальную обувь, потребности растут в геометрической прогрессии, а производство — только в арифметической. Рост объема и расширение структуры потребления, ибо теперь потребление — привилегия всех, а не немногих, также /116/ заставляют Кубу быстро увеличивать экспорт, и, таким образом, сахар продолжает оставаться главным источником доходов.
Революция не скрывает, что переживает трудное, суровое время становления. Кубинцы понимают, что построить социализм не так просто, революция — не увеселительная прогулка. Надо признать, что сейчас ощущается нехватка самых разных товаров: в 1970 г. недостает фруктов, холодильников, одежды. Но встречающиеся на улицах очереди не только результат недочетов экономики. Главная причина нехваток заключается в росте количества потребителей: ныне страна принадлежит всем. Следовательно, речь идет о принципиально иной нехватке, нежели та, от которой страдают остальные страны Латинской Америки.
С таких позиций следует рассматривать и расходы страны на оборону. Куба вынуждена даже спать с открытыми глазами, а экономически это тоже обходится довольно дорого. Кубинская революция, хотя ее никак не могут оставить в покое, беспрестанно беспокоят вооруженными нападениями и саботажем, тем не менее крепко стоит на ногах, ибо ее защищает народ, которому доверили оружие. Но экспроприированные экспроприаторы не унимаются. Бригада наемников, высадившаяся в апреле 1961 г. на Плая-Хироп, была сформирована не только из прежних солдат и полицейских Батисты; в ее состав входили владельцы более 370 тыс. гектаров земли, почти 10 тыс. домов, 70 фабрик, 10 сахарных заводов, 3 банков, 5 рудников и 12 кабаре. Диктатор Гватемалы Мигель Идигорас, как он сам позже признался, предоставил лагеря для военной подготовки этих наемников в обмен на данные ему североамериканцами обещания уплатить наличными денежками и повысить гватемальскую квоту на сахар в импортных закупках США.
В 1965 г. другая страна — поставщик сахара, Доминиканская Республика, подверглась вторжению 40 тыс. американских морских пехотинцев, вознамерившихся «бессрочно пребывать в этой стране, ввиду царящего там хаоса», как объявил их командир, генерал Брюс Палмер. Резкое падение цен на сахар стало одной из причин, вызвавших народные волнения в Доминиканской Республике; народ восстал против военной диктатуры, а североамериканские войска поспешили «навести там порядок». Четыре тысячи трупов оставили они, пытаясь сломить /117/ сопротивление патриотов на клочке земли между рекой Осама и берегом Карибского моря под городом Санто-Доминго[36]. ОАГ, у которой поистине ослиная память, ибо она не забывает, из чьих рук кормится, благословила и всемерно поддержала вторжение. Надо было в зародыше убить «новую Кубу».
Че Гевара говорил, что слаборазвитость — это карлик с огромной головой и вздутым животом, чьи слабые ноги и короткие руки дисгармонируют с туловищем. Гавана сверкала огнями, по ее роскошным проспектам шуршали шины «кадиллаков», в самом большом в мире кабаре извивались под музыку самые прекрасные кинодивы. В то же время на кубинских полях только 1 из 10 сельскохозяйственных рабочих пил молоко; около 4 человек из сотни ели мясо и, как свидетельствует Национальный совет по экономике, три пятых сельских рабочих получали заработную плату в три или четыре раза ниже прожиточного минимума.
Но сахар плодил не только карликов. Он порождал и гигантов или по меньшей мере весьма содействовал их росту и развитию. Сахар латиноамериканских тропиков во многом способствовал накоплению капитала для промышленного развития Англии, Франции, Голландии, а также Соединенных Штатов и одновременно погубил экономику Северо-Востока Бразилии и островов Карибского моря, /118/ надолго принес беды и разорение Африке. В основании «треугольника» торговли между Европой, Африкой и Америкой лежал торговый путь, которым везли рабов на сахарные плантации. «По одному кристаллу сахара мы можем проследить историю всей политэкономии, политики и даже морали», — говорил Аугусто Кочин.
Племена Западной Африки постоянно воевали между собой, чтобы, забирая в плен рабов, продавать их европейцам. Происходило это в колониальных владениях Португалии, но у самих португальцев не было ни судов, ни сферы приложения рабского труда в эпоху расцвета торговли черными невольниками, и они превратились в простых посредников между капитанами-работорговцами других держав, с одной стороны, и африканскими царьками — с другой. Англия, пока считала это выгодным, была главным торговцем человеческим товаром. Однако голландцы занимались работорговлей еще до нее, так как Карл V предоставил им монопольное право перевозки товаров в Америку раньше, чем подобное право получила Англия и тоже занялась переправкой рабов в далекие колонии. Что касается Франции, то Людовик XIV, Король-Солнце, делил пополам с королем Испании доходы, получаемые от «Гвинейской компании», которая была основана в 1701 г. для снабжения Америки рабами, а его министр финансов Кольбер, рьяно заботившийся об экономике Франции, изыскал аргументы в защиту мнения, будто торговля неграми «полезна для развития национального коммерческого флота»[37].
Адам Смит говорил, что открытие Америки позволило торговому делу обрести такой размах и такое совершенство, каких оно в иных условиях никогда бы не получило. По мнению Серхио Багу, самым мощным источником накопления европейского торгового капитала было рабство в Америке; со своей стороны этот капитал стал «краеугольным камнем здания, являющего собой гигантский промышленный капитал современности»[38]. Воскрешение рабовладения в Новом Свете на манер, принятый в Афинах и Римской империи, имело удивительную особенность: оно вызвало появление на свет множества кораблей, фабрик, железных дорог и банков в тех странах, которые не /119/ занимались — за исключением Соединенных Штатов — впрямую работорговлей и не отвечали за дальнейшую судьбу рабов, пересекавших Атлантику. В период между началом широкого использования рабского труда в XVI в. и его агонией в XIX в. несколько миллионов африканцев — точная цифра не установлена — пересекли океан, но зато достоверно известно, что их было значительно больше, чем белых иммигрантов, выходцев из Европы, хотя — это и понятно — выжило их значительно меньше по сравнению с белыми переселенцами. От Потомака до Рио-де-ла-Платы рабы строили дома для своих хозяев, сводили леса, рубили и мололи сахарный тростник, возделывали хлопок, культивировали какао, табак и кофе, рылись в земле в поисках золота. Насколько человек больше, чем в Хиросиме, погибло тогда рабов? Как сказал один плантатор с Ямайки, «негров легче купить, чем прокормить». Кайо Прада подсчитал, что к началу XIX в. в Бразилию было ввезено от 5 до 6 млн. африканцев; ну а Куба к тому моменту стала таким огромным рынком рабов, каким вначале было все Западное полушарие[39].