Всплытие невозможно
Шрифт:
– Еще раз напоминаю: при вас не должно быть никакого оружия, даже складного ножа. Ничего такого, что могло бы выдать, кто мы такие. Разговаривать только по-корейски, плюс минимум ломаных английских фраз. Когда русские подберут нас – благодарите и униженно кланяйтесь им, как спасителям. Жалуйтесь, что переохладились и вам нужна медицинская помощь. В экипаже подлодки наверняка есть медик. Когда они пропустят нас внутрь субмарины – захват осуществить быстро и по возможности бескровно. Мы не имеем права терять специалистов, знающих,
План северокорейского адмирала был прост и коварен. Подводники хоть люди и крепкие телом, но обычно никто из них не владеет приемами рукопашного боя. А потому, окажись на подлодке спецназовцы, обученные тонкостям восточных единоборств, то тут даже табельное оружие не поможет. Субмарину захватят быстро – и оглянуться не успеешь.
– У нас осталось пять минут, – холодно проговорил Ким Ен Джун. – Приступаем.
Радист заспешил в радиорубку. Остальные спецназовцы разбирали спасательные жилеты и прыгали за борт.
Вскоре в воде уже мерцали слабым светом сигнальные лампочки спасательных средств. Волны пытались разбросать людей, возносили их на гребни, швыряли вниз… Но подводные пловцы видали и не такое. Пока им удавалось держаться поближе друг к другу.
Ждать долго не пришлось. На сейнере громыхнул взрыв. К небу взвилось пламя. Судно начало медленно крениться, набирая забортную воду через пробоину. Радист же принялся передавать в эфир сигналы бедствия…
Мягко горел свет на центральном посту «Щуки».
– Товарищ командир, – тревожно отозвался радист. – Принимаю сигналы бедствия. Тот самый сейнер. Передают свои координаты. В машинном отделении взрыв. Команда покинула судно. Пробовал с ними связаться – не отвечают. Все… вот и их рация умолкла.
Дулов и старпом Решетников переглянулись. Согласно морским традициям и правилам командир субмарины обязан был немедленно прийти на помощь терпящим бедствие – взять тонущих рыбаков на борт. К тому же «Щука» была единственным кораблем, находящимся вблизи от места кораблекрушения. Все остальные не успели бы подойти и за час.
Кавторанг решительно развернул перископ и всмотрелся в ночь. Вдалеке можно было рассмотреть языки пламени. Над водой все еще возвышалась охваченная огнем корма сейнера.
Не вдаваясь в подробности, командир решительно приказал:
– Идти к тонущему судну на перископной глубине.
Старпом стоял рядом с ним и задумчиво тер подбородок.
– Что-то хочешь возразить? – бесцветным голосом поинтересовался командир «Щуки».
– Я хотел бы знать, какой приказ вы собираетесь отдать в последующем, – уклонился от прямого ответа старпом.
– Там рыбаки тонут. Ты это понимаешь? Мы здесь в тепле, в сухости, а они среди волн. И никто, кроме нас, не может им помочь.
– Не надо давить мне на жалость, товарищ командир. Я не хуже вас знаю, что такое кораблекрушение. Но мы не имеем права демаскировать себя. Да, мы нарушим морской закон, оставив терпящих бедствие в открытом море. Но никто не знает, что мы находимся в этом квадрате.
– Никто? – криво и зло ухмыльнулся Дулов. – Для меня достаточно, что я знаю об этом, и ты знаешь, и они все знают, – обвел он взглядом центральный пост.
Никто из офицеров и мичманов не обернулся – все смотрели только на свои пульты. По большому счету спор командира со старшим помощником вообще нельзя было выносить на публику. Дулов и Решетников должны были обсудить вопрос между собой и лишь потом довести до экипажа окончательное решение. Но ситуация была неординарной и требовала экстренных решений.
Старпом предпринял еще одну попытку образумить командира:
– Даже если мы возьмем рыбаков к себе на борт, у нас нет свободного жизненного пространства. Запасы воздуха и провизии ограничены.
– На месте все и решим, старпом. Пока я здесь командир.
– Вы, – согласился Решетников, – но в отчете о походе я вынужден буду написать…
– Пиши что хочешь. Знаю я эту философию: «больше бумаги, чище задница». Я за должность не держусь.
«Щука» шла полным ходом. Вскоре ее перископ уже возвышался над водой неподалеку от догорающих обломков сейнера. Дулов видел мерцающие огоньки спасательных жилетов, барахтающихся в воде людей; их головы черными мячиками то возникали, то вновь исчезали под волнами.
– Я насчитал их с десяток, – проговорил наконец Дулов.
– Мы не можем принять стольких, даже если бы и имели на это право, – тут же подсказал старпом.
– Внутри подлодки – нет, но в надводном положении мы можем разместить их на палубном настиле… – Однако и теперь Дулов не спешил давать команду на всплытие, хоть перед его глазами и разыгрывалась душераздирающая сцена.
Он видел, как один из потерпевших поддерживает на плаву другого, потерявшего свой жилет. А затем, когда их накрыло волной, на поверхности барахтался только один и, наверное, отчаянно звал своего товарища.
– Мы ничего не можем сделать, – настаивал старпом. – Если начнем подбирать потерпевших, не успеем вовремя вернуться к учебной цели. Я уважаю ваши взгляды и сам охотно помог бы несчастным рыбакам. Но у нас есть задание, есть приказ. Наша субмарина сверхсекретная, нельзя пускать на нее посторонних, тем более иностранцев.
Дулов тяжело оторвался от маски перископа и посмотрел старпому в глаза.
– Да ты понимаешь, что мне, тебе, им потом жить с этим? Каждую ночь в холодном поту просыпаться и понимать, что дал погибнуть людям. А у них семьи, дети… Да после этого у меня язык не повернется себя моряком называть!