Всполохи Эйцехоре
Шрифт:
Битва приближалась. Вот и одинокий противник, забежавший слишком далеко вперёд, показался хорошей мишенью. Выскочив из-за дерева, «Рысь» махнул топором, целясь в шею… Но противник оказался быстрей – он на бегу пригнулся, поднырнув под выпад топора и вонзил в незащищённый живот длинный, острый нож.
Колени ощутили землю, в глазах потемнело.
* * *
Солнце палило нещадно, выпивая из тела все соки. Соратник толкнул в левое плечо. И копьё, вместо того, чтобы вонзиться в грудь противника, скользнуло по щиту.
–
Строй скорее мешал самому рослому из отряда, чем помогал. Приступ злости был добавлен тем, что на ногу наступил воин справа. Как же неудобно шагать нога в ногу!
Взревев туром, воин выдвинулся вперёд на пол шага, ломая ровный строй копьеносцев.
Бородатые рожи противников немало удивились приятному для себя сюрпризу и подались вперёд, наседая.
Копьё пронзило ногу и тут же рассекло щёку.
Нож под ребро был лишь завершением.
* * *
Рысь отпрянул от дерева, хватая ртом воздух так глубоко, как могли позволить лёгкие. На голову как сковороду опустили. Виски заломило, разгорячённый передозой информации мозг запаниковал, считая, что убивают именно его, - нужно спасаться!
– и тело переполнилось адреналином.
Следом за обрушившемуся давлением на голову пришла фантомная боль. Живот слал сигнал, что ощущает в себе нож, свинцовую пулю, ныли распоротые рёбра, нога напоминала о копьё, зверски болела раздробленная пулей со смещённым центром тяжести переносица. Тело десятки раз приготовилось умереть, и сердце сковало страхом.
Долгие минуты Рысь ощущал того, чего не было непосредственно с ним, в накатившемся бессилии предоставив мозгу право самому разобраться с происходящим. Фантомные боли – ничто. Вот поток информации по расширенному каналу – дело другое. Потоки грязи и мусора мыслей энерго-информационного поля человечества вдоволь полились на него одного. Сам же сбил волевым посылом все фильтры и теперь воочию ощущал единство с человеческими желаниями, стремлениями и фантазией.
Тело согнулось дугой, вырвало. От картинок, что замелькали перед глазами, стало до того дурно, что любая увиденная смерть минутами ранее казалась бы освобождением. Не всякая крепкая психика способна выдержать тех форм извращённых желаний, что блуждали по миру вперемешку со стремлениями эти желания осуществить.
Прикрытые вуалью порядков и устоев, людские помыслы необузданных разумов вырывались на свободу в моменты сна, алкогольного, наркотического или химического опьянения, в моменты приступа ярости, гнева, жажды мщения, сильной обиды, горечи, безнадёги… Коктейль эмоций и чувств уставшего от собственного падения-развития человечества взбалтывался годами и в тонких мирах стоял такой шторм, что Отшельник безмерно удивился, почему так ожидаемый Конец Света ещё не пришёл к людям. Внешне жаждущие жить в мире и гармонии, они в целом и по большему счёту желали для себя и для каждого лишь одного – Очищения. Великого, тотального Катарсиса.
Рысь расширил фильтры-барьеры для нового канала и устало свалился на траву, глядя в небо. Боль постепенно
– Вот уж первый блин комом, так комом. Чуть не размазало этим комом… Как же Скорпиона так по полу не размазывало? – Обронил пересохшими губами Рысь. – И почему ты мне именно смерти показывал? Самые сильные эмоции – эмоции «перехода»?.. Тогда учиться мне ещё и учиться, прежде чем смогу заглянуть в любое прошлое… Но ничего… Время есть. У всеми богами забытого человечества не осталось ничего, кроме времени для раздумий… Раздумий над вопросом: «За что?»
Индивидуальным вопросом для каждого.
За раздумьями вновь провалило в мало познанные дебри наведённых снов.
* * *
Он остался один. Последний в своём роду. Последний Скиф.
Жажда мести заполонила сознание, заволокла глаза кровавой пеленой. Пальцы сжимались в кулаки, а по щекам ручьями текли бессильные слёзы.
Ненависть.
Ненависть и жажда мести!
Если бы не эта жажда, он упал бы сейчас на землю, забился бы под куст и отрешился от всего вокруг. Так отчаянно хотелось забыться, но смрад горелого мяса сородичей, чьи изрубленные и почерневшие трупы покрывали землю, не давал этого сделать.
Огромную виру должен потребовать он с Барона за всех убитых. И эта плата будет только кровью. За пролитую кровь Скиф прольёт в сотни раз больше. Грязного предателя задушит собственными руками. Мерзкий выродок заплатит за всё!
Только Барон знал расположение их селения. Только он пользовался доверием селян, знал их тайны. Его принимали здесь, как дорогого друга. Путь в их глухое убежище не был известен ни кому из чужаков, кроме него. Не могли бы простые люди забраться так далеко в тайгу, если бы не поводырь…
Шестнадцатилетний подросток ковылял по пепелищу, часто спотыкаясь, обходя тела: мать с ещё не родившимся братиком или сестрицей, - кого бы послали боги? – отец, маленький братишка, старшая сестра, старый дед …
Барон не пощадил никого. Родовое селение представляло разрушенное капище мёртвых. Кровавое кладбище. Место, где страх пробирает тебя насквозь средь бела дня, словно и не было дома здесь никогда, словно трава под ногами чужая, не твоя. Как можно с такой жестокостью расправиться с людьми, что пили за твоё здоровье, что вновь и вновь наполняли кубки, посвящая тебя в родовые тайны?
Не стоит доверять никому. Пустили одного чужака, и каков итог?
Скиф остался один. Кровь бьёт в виски. Некому помочь и некуда пойти. Подросток знал лишь одно – он непременно должен выжить, выжить, во что бы то ни стало, чтобы покарать убийцу. Ведь этот проклятый лицемер учёл почти всё.
Почти…
Родичи не раскрыли лишь последний секрет – ГДЕ кроется Семейный Хранитель.
Изначально Барон был хорошим человеком, кровным братом вождя, поверенное лицо селения, но как только узнал про Дар, его разум переполнило желание завладеть этой бесценной реликвией некогда могучего народа.