Всполохи на камне
Шрифт:
— Завтра же к вам прибудет комиссия, чтобы выяснить, были ли основания для оперативного вмешательства. — продолжал басить гость.
— Была большая кровопотеря… — блеял Олег Павлович.
— За последствия вы ответите! — грозил неизвестный гость.
— Нельзя было медлить… — почти шептал заведующий.
Больше мне слышно не было — вся компания из пяти человек вошла в палату. И сначала раздались громкие восклицания больного, а потом женские рыдания и причитания.
Я тихонько вышла из укрытия и пошла за новой шваброй.
После такого обращения с собой Олег Павлович обязательно отыграется на своих сотрудниках, поэтому встреч с ним лучше избегать.
Спускаясь в цокольный этаж, я размышляла, кто же эти люди, приехавшие к мистеру Хаму? Рассмотреть я их толком не смогла, но пожилой высокий мужчина был явно той же породы, что и наш необычный пациент. Может отец и сын?
Вероятно так. Да и женщина вела себя, как мать, испугавшаяся за сына. А шкафы? На братьев они не тянули. Если только друг другу они братья. Ладно, все узнаю чуть позже. Девчонки дежурные все равно расскажут потом.
И я дальше поскакала по ступенькам.
Глава 3
— Мам, я дома! — кричу я, заходя в квартиру.
Снимаю куртку, быстро скидываю кеды и бегу на кухню. Конечно, мама там и снова готовит, хотя я ей строго-настрого запретила стоять у плиты.
— Дочь, я знаю, что ты скажешь, — мама поворачивается ко мне и улыбается, продолжая чистить картошку.
— Конечно знаешь, я ведь тебе это три миллиона раз говорила! — от досады говорю чуть громче, чем необходимо. — Мне страшно, что ты можешь упасть, когда находишься одна в квартире.
Отбираю нож и картошку из маминых рук и начинаю чистить сама.
— Мам, сядь в кресло, будем вместе готовить, — пытаюсь найти компромисс, — дам тебе лук очистить.
Мамуля моя медленно подходит к креслу и с явным облегчением туда усаживается. А я начинаю без умолку болтать, рассказывая про работу, про девчонок, про пациентов. Это уже ритуал — делиться событиями дня с мамой.
Раньше про учёбу рассказывала, а теперь про работу. Сейчас мама с особой жадностью меня слушает, так как очень редко покидает стены квартиры. Проблемы с сердцем сделали из неё вынужденную затворницу.
Поэтому я и не хочу, чтобы она готовила, когда одна в квартире, боюсь, что может упасть, и никто не сможет ей помочь. Но маму не так просто убедить чего — то не делать, характер у неё крепкий, даже врачи говорят, что при её состоянии многие с кровати встать не могут, а она ходит.
Тут мы похожи, мне тоже упрямства не занимать, но характер не такой сильный, боязливая я какая-то бываю, если меня в открытую обижают или обвиняют. Мама частенько называла меня тихой бунтаркой — напролом не иду, но за правду стою горой.
Я из тех, кого нужно постараться довести до точки кипения, и тогда летят пух и перья. Пытались бороться с этим неприятным
— Лёша звонил, — говорит мама, не поднимая головы от миски с луковой шелухой, — тебя искал. Сказал, что ты недоступна.
— Ма, ты знаешь, что я и в реанимации бываю, там телефон нельзя, — пытаюсь объяснить свою недоступность.
— Позвони ему, Лия. Он хороший молодой человек, серьезно тобой увлечен, а ты даже шанса ему не даешь, — мама поднимает на меня умоляющий взгляд.
Это у нас это старая песня. Про меня недоступную и про Алексея Прекрасного. Этот парень уже месяца три за мной пытается ухаживать, хотя я не давала повода так меня осаждать. После двух свиданий прямо сказала, что не готова с ним встречаться. Не нравился он мне и всё.
Вроде по всем параметрам прекрасный парень — работящий, красивый, обходительный. Но меня совершенно не тянуло к нему, даже наоборот, когда он полез целоваться, мне было так противно, что сплюнуть хотелось потом. Бррр!
— Хорошо ма, позвоню, — не отказывать матери я себя научила, мне не хочется усугублять её, и так болезненное состояние, лишними переживаниями.
— Лия, я сегодня в новостях видела, что авария на трассе была, и пострадавших привезли в нашу больницу! — маму явно заинтересовала эта информация. — Они у вас? Как их состояние?
Я вдруг почувствовала странное смущение, словно скрыла что-то нехорошее. Хотя, ну что такого? Ну рассматривала мужчину, они вон направо и налево пялятся на девушек! И, всё же, я решила не вдаваться в подробности моего знакомства с мистером Хамом.
Если маме рассказать все подробности, то она расстроиться, что её дочурку обозвали пугалом. Я маму знаю, она сама может на меня поворчать, но другим меня обижать не позволяла никогда.
Не знаю точно, всегда ли этот странный пациент такой грубиян или лекарства повлияли, но, вспоминая его, мне становится как-то зябко. Словно я нарушила какое-то правило поведения и теперь дрожу от страха, боясь разоблачения.
Ничего такого я не сделала, только стояла у кровати тяжелобольного и пялилась на него, как на неведому зверушку. И он меня застукал за этим занятием. Очень надеюсь, что он был не совсем ещё в себе, и забыл этот неловкий для меня момент.
Очень не хочется объясняться с заведующим, если мистер Хам пожалуется на меня. Ему явно не нравилось всё, что он видел в больнице, может моя скромная персона сольется в его сознании с теми пятнами на потолке палаты? Пусть я буду глюком от наркоза.
Мои мысли прервал голос мамы:
— Ты куда столько картошки начистила?
Я посмотрела на полную кастрюлю картофеля и засмеялась.
— Мам, будем есть неделю! Картофельная диета.
И в этот момент позвонили в дверь. Бегу в коридор, находу вытирая полотенцем руки. Сегодня обещала Людка зайти, моя подружка ещё со школы. Распахиваю дверь и утыкаюсь носом… в огромный букет роз.