Всполошный звон. Книга о Москве
Шрифт:
В. Баженов. Дом на углу Маросейки и Армянского переулка, с 1793 г. принадлежавший генерал-фельдмаршалу П. Румянцеву-Задунайскому, а затем его сыну графу И. Румянцеву. 1770–1780-е гг.; частично перестроен в 1880-х гг. арх. Г. Кайзером. Фото 1994 г.
Памятник архитектуры классицизма.
Теперь мы перейдем к продолжению улицы Маросейки — Покровке.
Снова обратимся к московскому историографу Сытину. «Здесь по левой стороне в XVII веке жили слободой „котельники“ — мастера, изготовлявшие котлы для варки пищи; по правой стороне — „колпашники“, шившие „колпаки“, мужские шапки того времени. Добавлю
Фрагменты оформления фасада дома П. Румянцева-Задунайского. Фото 1994 г.
Переведем дух на дивных строках этой поэмы, помните — о казаке, что «при звездах и при луне так поздно едет на коне». Хорош конь под казаком, остер булатный меч, за пазухой мешок с червонцами, но дороже всего ему шапка на буйной голове.
Н. П. Румянцев (1754–1826) — государственный деятель, меценат. Его библиотека, коллекции рукописей, этнографических и нумизматических материалов легли в основу Румянцевского музея.
За шапку он оставить рад Коня, червонцы и булат, Но выдаст шапку только с бою, И то лишь с буйной головою. Зачем он шапкой дорожит? Затем, что в ней донос зашит, Донос на гетмана злодея Царю Петру от Кочубея.Торопитесь взглянуть на московское обиталище романтического злодея Мазепы, которому два великих поэта — Пушкин и Байрон — посвятили свои поэмы.
Палаты гетмана Украины И. Мазепы в Колпачном переулке и фрагмент фасада. XVII в. Фото 1994 г.
Переулок назван по бывшей здесь в XVII в. Колпачной слободе, где жили мастера, изготовлявшие мужские головные уборы — колпаки.
У Покровских ворот стоит дом, где прежде находился кинотеатр «Аврора», в пору моего детства — «Волшебные грезы». Сюда мы убегали с уроков смотреть захватывающие немые фильмы с «веселым, вечно улыбающимся» Дугласом Фэрбенксом, лучшим за всю историю кино д'Артаньяном, Зорро и Робином Гудом, таинственные фильмы с большеглазым Конрадом Вейдом и чувствительные ленты с печальной Лиллиан Гиш. С тех пор кино уж никогда не навевало на меня волшебные грезы.
Сытин считает, что это здание построено по типовому проекту петербургского архитектора Стасова, выполнявшего указ «полубезумного властелина» Павла I поставить у всех ворот снесенного Белого города «одинаковые фасадою» гостиницы. Здесь Сытин ошибся: стасовская гостиница — не этот, а другой, низенький желтый дом, глядящий фасадом на Чистые пруды. Такое же здание завершает и Страстной бульвар.
Все покровские ребята, и я в их числе, называли красивый сине-белый дом с колоннами неподалеку от Покровских ворот голицынским комодом. Оказывается, дом-комод, прозванный так за многочисленные выступы, принадлежал Трубецким, которых в Москве называли — в отличие от других представителей рода — Трубецкие-комод. После дом перешел к Алексею Разумовскому, морганатическому супругу императрицы Елизаветы Петровны. Придворный певчий Алешка Розум был замечен влюбчивой Елизаветой и, как говорили тогда, «попал в случай». Елизавета Петровна настолько к нему привязалась, что захотела узаконить их отношения. Они повенчались в расположенной поблизости от дома-комода церкви Воскресения в Барашах, уцелевшей до нашего времени в обезглавленном виде. Баловень судьбы увековечен одной строкой стихотворения Пушкина «Моя родословная»:
Не торговал мой дед блинами, Не ваксил царских сапогов, Не пел с придворными дьячками, В князья не прыгал из хохлов.Так вот, насчет подпевалы придворных дьячков — это об Алексее Разумовском.
Много лет спустя, после смерти Елизаветы Петровны, знаменитый политик и неутомимый интриган канцлер А. П. Бестужев-Рюмин задумал выдать замуж императрицу Екатерину II за ее возлюбленного лейб-гвардейца Григория Орлова, помогшего ей овладеть троном. Но осторожная и не столь уверенная в своих правах на престол, как дочь великого Петра, Екатерина колебалась. Бестужев-Рюмин ставил ей в пример Елизавету Петровну, не побоявшуюся ни Божеского, ни людского суда. Тогда Екатерина решила — в виде пробного камня — узаконить графа Разумовского как мужа ее тетки-императрицы, пожаловав ему титул императорского высочества. В Москву, где находился стареющий вельможа, был послан граф Воронцов. Вот как описывает это свидание знаток старины В. А. Никольский:
Вид Покровки от Покровских ворот. Фото 1910-х гг.
На снимке видна двухэтажная каменная Москва с ее булыжными мостовыми, церквами, конторами, лавками, конно-трамвайными линиями.
«Воронцов застал старика-графа в его покровском доме сидящим у камина в той самой мраморной комнате, которая служила спальной новобрачных и, в общих чертах, сохранилась до сих пор. Разумовский прочел проект указа, молча встал с кресла, подошел к находившемуся в спальне комоду, отпер стоявший на нем богато отделанный ларец и вынул из потайного ящика сверток бумаг, затянутых в розовый атлас. Старик прочел бумаги, поцеловал их и, перекрестившись, бросил в огонь камина».
Заявив Воронцову, что он был только «рабом» Елизаветы, осыпавшей его «благодеяниями превыше заслуг», Разумовский сказал, что у него не оказалось бы «суетности» признать свой брак, даже если бы он и существовал.
— Теперь вы видите, что у меня нет никаких документов, — сказал он в заключение.
Именно этот в известном смысле героический поступок Разумовского и заставил, по-видимому, Екатерину отказаться от мысли «избрать себе супруга», а длинная вереница последовавших затем фаворитов показала, насколько мог бы быть прочным такой брак.
Архитектор школы Б. Ф. Растрелли. Дом Апраксиных (Дом Апраксиных-Трубецких) на Покровке. 1766–1769 гг. Фрагмент фасада. Фото 1960-х гг.
Многочисленные портики, пышные декоративные детали, прихотливые изгибы стен придают дому-комоду впечатление праздничной живописности.
Современники дружно рисуют Алексея Разумовского как благородного и доброго человека, искренне любившего Елизавету и лишенного каких-либо честолюбивых замыслов. Но мне думается, его поступок был продиктован не только скромностью и бескорыстием, но и хохлацкой сметкой и осмотрительностью: не соблазнило на старости лет играть в молодые честолюбивые игры и наживать врагов-завистников. Он хотел спокойной старости и получил ее.
В упоминавшемся Барашевском переулке есть и другая, стройная, бордового цвета, церковь Введения во храм.
Сохранился на Покровке старый дом, принадлежавший княгине Голицыной — пушкинской Пиковой даме. Помните, какой увидел ее Германн, пробравшийся к ней в спальню, чтобы узнать тайну трех карт, приносящих выигрыш? «Графиня стала раздеваться перед зеркалом. Откололи с нее чепец, украшенный розами; сняли напудренный парик с ее седой и плотно остриженной головы. Булавки дождем сыпались около нее. Желтое платье, шитое серебром, упало к ее распухлым ногам. Германн был свидетелем отвратительных таинств ее туалета; наконец, графиня осталась в спальной кофте и ночном чепце: в этом наряде, более свойственном ее старости, она казалась менее ужасна и безобразна».