Вспомни лето
Шрифт:
А теперь не за что больше бороться, работать, учиться или рисковать. Ничто и никто ее не ждет.
Рейн показалась себе воздушным шариком, отпущенным легкомысленным ребенком в высокую синь неба. Этот шарик устремлялся все выше и выше, пока не лопнул в холодном поднебесье и на землю не упала его оболочка.
Рейн неторопливо двинулась к «дому на колесах». Торн сидел на обычном месте, но «дом на колесах» уехал.
– Где Корд? – требовательно спросила она.
Ее голос дрожал, несмотря на все попытки держать себя в руках. Она так надеялась, что он увидит, как ее награждают олимпийским золотом. Рейн не могла смириться с тем, что она одна и нет никого, кто бы разделил ее радость и понял, почему она внезапно почувствовала зияющую пустоту.
– Мадам…
– Где Корд?
– Простите, мисс Чандлер-Смит. Я не знаю человека по имени Корд Эллиот.
Рейн позвонила отцу в тот же вечер и узнала, что он уже на пути к ней и они скоро увидятся.
Он встретил ее в комнате мотеля. Его сопровождали двое мужчин – такие же спокойные, быстрые и сильные, как Корд. Телохранители обыскали комнату, прежде чем неслышно исчезнуть за красными бархатными портьерами.
– Скажи им подождать снаружи, – натянуто попросила Рейн.
Джастин Чандлер-Смит был слабее и старше, чем его сопровождающие, но они беспрекословно повиновались его взгляду и вышли из комнаты так же тихо, как и вошли в нее.
Отец крепко обнял Рейн.
– Они не разрешили мне и членам нашей семьи появиться возле тебя во время Игр, сказав, что это большой риск. Мать и остальные смотрели соревнования по телевизору. Я нарушил инструкции и остался, но мне не дадут…
– Я привыкла к этому, – перебила Рейн. – Не извиняйся.
Чандлер-Смит посмотрел сверху вниз на дочь. Она казалась старше, чем когда он следил за ней в бинокль на дистанции. Рейн должна сейчас радоваться, ликовать, торжествовать… Но она была другой. Напряженной, усталой, разочарованной.
Он хотел спросить, в чем причина, а потом передумал, Рейн сама скажет ему, как давно повелось между ними, когда сочтет нужным.
– Это просто адский заезд, – покачал головой Чандлер-Смит. – Знаешь, одна моя половина раздувалась от гордости, а другая скукожилась от страха. Я все очень хорошо видел. Малышка Рейн. Человек, который подготовил для меня местечко, не зря ест свой хлеб.
– Корд Эллиот, – бросила она.
– Кто?
– Корд Эллиот постарался.
– Поблагодари его за меня.
– Ты сам ему скажи. Он один из ваших.
Чандлер-Смит провел рукой по руке дочери.
– Что стряслось, Малышка?
Она смотрела на него потемневшими от боли глазами.
– Я когда-нибудь просила тебя о чем-нибудь?
– Нет, с тех пор как тебе исполнилось десять лет и я пропустил вечеринку по случаю твоего дня рождения, – печально сказал Чандлер-Смит. – Больше ты никогда ни о чем меня не просила.
– Я прошу тебя теперь. Мне надо знать, где Корд Эллиот, или хотя бы сказать ему «до свидания». – Только бы увидеть его снова. Только бы услышать его голос. – Но каждый, у кого я спрашиваю о нем, даже люди, которые с ним работали, говорят: «Кто такой Корд? Никогда о нем не слышали».
В этот миг Чандлер-Смит понял, что за перемена произошла в его дочери. Болезнь любви. Ее симптомы были в ее теле, они слышались в голосе.
– Ты любишь его, Малышка?
Рейн закрыла глаза. Она задавала себе этот вопрос по сто раз в день. И сто раз в день отвечала; «Да».
Она хотела дать ему место возле своего огня, спасти его от леденящего холода того мира, в котором он жил. Но этот мир нужен ему больше всего. Он выбрал этот мир, а не ее.
Корд ведь мог и раньше расстаться со своей работой, но не сделал этого. Она набитая дура, поддавшаяся предстартовому безумию и щедро подарившая всю себя незнакомцу. Но так уж она создана: все или ничего.
Холодными пальцами Рейн достала из кармана золотую монету, которую дал ей Корд, и на вытянутой ладони заблестел металл. Ее губы скривились в ироничной улыбке: может, это стоит расценивать как еще одну золотую медаль, данную ей за успехи в любовных утехах? Может, Корд просто пытался сказать ей, что их любовные игры закончились, и подарил ей эту монету?
– Найди его, – сказала Рейн, глядя на отца невидящими глазами. – И отдай это ему. Она нужна ему больше, чем мне. – Она отвернулась, пряча слезы. – Я буду ждать здесь.
Чандлер-Смит сделал два телефонных звонка из своей машины. Из первого он узнал, что Роберт Джонстоун работал на Олимпийских играх под именем Корда Эллиота.
Второй звонок был женщине, боссу Джонстоуна.
– Где Джонстоун? – спросил он.
– Согласно нашим данным, он мертв.
На Чандлер-Смита навалилась безумная усталость. Он закрыл глаза, протестуя всеми фибрами души против такого известия.
– Расскажите мне.
– Ваша линия безопасна?
– Да.
– Хорошо. Барракуда бежал в пустыню. Боннер и мальчики из «Дельты» его преследовали. Джонстоун, он же Корд Эллиот в этой операции, поехал с ними. Боннер гнался за Барракудой и схлопотал пулю. Джонстоун ждал почти до темноты и пошел выручать Боннера. Барракуда убил Боннера, которого мы сейчас называем Джонстоуном, а потом Джонстоун убил Барракуду, но…
– Погодите, – прервал ее Чандлер-Смит. – Кто мертв?
– Барракуда убил Боннера. Джонстоун убил Барракуду. Но он сам оказался на волосок от смерти.
– А сейчас Джонстоун жив?
– Разве я только что не сказала этого?
– Вы сказали, что он мертв!
– Нет, я сказала, что по нашим отчетам Джонстоун мертв. Вы просили, чтобы я нашла изящное решение для отставки Джонстоуна с правительственной службы, в том случае когда он разделается с Барракудой. Боннер был один как перст. Мы прикрепили к мешку с его телом удостоверение личности Джонстоуна. Прощай, Роберт Джонстоун. Упокойся с миром.
– Господи, – пробормотал Чандлер-Смит, тяжело вздыхая. – Вы отняли у меня десять лет жизни. Где Джонстоун?
– Его перебросили по воздуху в Сан-Диего, в военно-морской госпиталь.
– Как он?
– Про таких говорят: родился в рубашке, сэр. Врач зажимал пальцем его бедренную артерию весь путь до госпиталя. Операция длилась три часа, но все сшили как надо.
– Я должен увидеть его. Под каким именем он там?
– Ни под каким. Его принесли без сознания, без удостоверения личности. Его называют пациент Икс.