Вспомни обо мне
Шрифт:
— Значит, вы познакомились тогда, но это было несколько месяцев назад. Я не понимаю, почему ты пообещал ей, что подружишься со мной. Ты часто берешься за печальные благотворительные случаи?
— Ты не печальный благотворительный случай, — сказал я, и мой тон стал намного тверже, чем я предполагал. — И есть вещи, которые ты должен знать о месяцах, которые ты не помнишь. О времени между твоей аварией и операцией.
— Откуда ты знаешь что-нибудь об этих месяцах?
— Потому что я был рядом.
— Что? — Рид вздрогнул.
— Я был рядом, — я позволил информации немного осесть и продолжил: — Ты провел...
— Я? — Рид качал головой и недоверчиво смотрел на меня.
— Да.
— Хорошо, — сказал он, глядя на свои сжатые руки, и я видел, как вращаются колесики в его мозгах, когда он обрабатывал то, что я ему говорил. — Итак, я был здесь раньше?
— Да был.
— Именно поэтому я и знал об этом. Насчет коридора.
— Да, это так.
— О, Господи! — сказал он и улыбнулся, а его глаза наполнились слезами. — Значит, я не схожу с ума.
То, что он на минуту усомнился в себе, мучило меня чувством вины.
— Нет. Это не так.
Он засмеялся и вытер глаза рукавом футболки.
— А тако? Ты делал их для меня? Со своей приправой?
— Да, делал.
— Неужели я уже знал, что они так хороши, когда ты хвастался вчера вечером?
«Черт».
— У тебя не было возможности попробовать.
— Почему нет? Эй, ты их сжег?
Я покачал головой.
— Это было в тот вечер, когда я отвез тебя в больницу, — когда улыбка Рида спала, я потер челюсть. — У тебя были головные боли. Ужасные головные боли. Это оказалось более серьезным, чем предполагалось.
— Это был тот вечер, когда мне сделали операцию?
— Да.
— Выходит… ты дважды спас мне жизнь.
Я не ответил, позволив его дедукции зависнуть в воздухе в качестве подтверждения. Погрузившись в раздумья, он чертил круги на подлокотнике кресла, в то время как мне приходилось заставлять ногу перестать подпрыгивать от беспокойства.
Пальцы Рида перестали двигаться, и его голова взлетела вверх.
— Но... боулинг.
— Ты помнишь боулинг? — интересно, что именно заставило его выглядеть таким испуганным, когда это был такой хороший вечер. Пытаясь разрядить обстановку, я сказал, — Ты был ужасен. Наверное, ты вспомнил, как твой шар раз за разом скатывался в желоб.
— Это... не... — он тяжело сглотнул, его грудь начала быстро двигаться вверх и вниз.
— Скажи это… — пытался помочь ему я.
— Мы были... друзьями?
— Да.
— Просто... друзьями? — его дыхание было таким тяжелым, что я подумал, что он может начать задыхаться, но, когда я потянулся к нему, чтобы успокоить, он дернулся.
— Рид, просто дыши. Я все объясню, но мне нужно, чтобы ты успокоился. Тебе нужен пакет?
— Нет, мне не нужен пакет, — отрезал он. — Мне нужна правда. Я помню, — лицо его нахмурилось, когда он закрыл глаза и глубоко вздохнул, — я ревновал. К парню в красной рубашке.
Мое сердце бешено билось в груди, когда воспоминания о том вечере вернулись с яркой ясностью.
— С чего бы мне ревновать к парню, Олли?
— Я и не догадывался, что ты тогда ревновал.
— Тогда? Что это значит?
— Это значит, что мы были... близкими.
Это был как удар.
— Близкими? Близкими как лучшие друзья?
Я покачал головой.
— Не только как лучшие друзья, нет, —
— Нет, — прошептал он, но его лицо выдавало ложь.
— Ты еще что-нибудь помнишь? Обо мне? О нас?
— Нас, — повторил он, сжимая челюсти. — Нет, не могу сказать, что помню что-то о нас. Есть что-нибудь, о чем ты хотел бы мне рассказать?
Я уже чувствовал, как поднимаются защитные стены Рида, как от них отталкивается волна, даже когда он слушал. Однако открытого понимания не было, что означало, что независимо от того, что я скажу, это не будет хорошо.
С тошнотворным чувством страха в животе я сказал:
— Позволь мне сначала сказать, что я всегда действовал в твоих интересах, Рид. Клянусь Богом. Я бы никогда не причинил тебе боли и не заставил бы делать то, чего ты не хочешь. Я никогда этого не делал и никогда не сделаю.
— Правда. Конечно. Может, перейдем к той части, где есть «мы»? Поскольку я действительно хотел бы понять то, что, черт возьми, ты говоришь, что я принял решение сделать, в то время как был временно не в себе.
Дерьмо. Он был расстроен. Смущен. Встревожен. И очень сильно зол. Я хотел показать ему записку, которую носил с собой в кармане, но не мог же я подарить ему сегодня этот священный кусочек головоломки. Не тогда, когда он был в таком состоянии.
— Ты мне небезразличен, Рид. И какое-то время... ты тоже заботился обо мне. Это все, что имеет значение.
Его ноздри дернулись, когда он уставился на меня, его челюсть сжалась так сильно, что я подумал, что он может раскрошить свои зубы.
— Я не... верю тебе, — процедил он сквозь стиснутые зубы.
— Окей, — я не знал, что еще сказать, потому что все было бессмысленно. Он мог выбрать, верить мне или нет, но что-то подсказывало мне, что он уже знает правду и просто не хочет смотреть этой правде в глаза. Это было чертовски много, чтобы понять, я знал это и поэтому держал рот на замке, хотя хотел опровергнуть его слова. Я хотел сказать ему, как много он для меня значит, как сильно изменил мою жизнь этот период, когда мы были вместе. Я хотел, чтобы он вспомнил дни, когда смеялся со мной, и ночи, проведенные в моей постели. Больше всего на свете я хотел, чтобы он снова вспомнил нас. Вспомнил мелодию, которую он играл только для меня, и чувствовать, как он прикасается ко мне снова только потому, что хочет быть рядом. Но я уже однажды поймал удачу за хвост. Я не предполагал, что у нас будет этот разговор с Ридом, и тот факт, что он вообще что-то помнил о нашем времени вместе, был подарком, даже если он не чувствовал себя так в данный момент.
— Ты пытаешься сказать, что был моим... — выругался он, не в силах произнести ни слова.
— Парнем? — предположил я. — Любовником?
Его глаза расширились, и он вскочил на ноги.
— Это безумие. Ты сумасшедший. Не думаю, что это я здесь сошел с ума, — он споткнулся о кофейный столик, споткнулся о ковер, торопясь уйти.
— Рид, пожалуйста, не уходи. Просто останься, чтобы мы могли это обсудить…
— Уверен, мы закончили этот разговор.
— Рид… — я последовал за ним по коридору и догнал его, когда он распахнул дверь. — Подожди, пожалуйста.