Вспомнить всё (сборник)
Шрифт:
– Безумный Люк, – тихо сказал Иэн. – А ты когда-нибудь Николь видел? Ну, лично встречался с ней?
– Ну да, – не дрогнувшим голосом отозвался Люк. – Давно это было. Мы с отцом ездили по стране с кукольным театром. Нас и в Белый дом пригласили в конце концов.
– А что там случилось? – поинтересовался Иэн.
Люк помолчал, но все же ответил:
– А ей не понравилось. Она сказала что-то вроде – «какое безобразие, эти куклы неприлично выглядят».
И теперь ты ее ненавидишь. Вот оно что, подумал Иэн. Ты ее так и не простил.
– А они были неприличные? – спросил он Люка.
– Нет, –
Его лицо не выражало ровным счетом ничего.
Эл проговорил:
– А что, Николь и тогда уже была Первой леди? Так давно?
– Конечно, – покивал Люк. – Она занимает этот пост вот уже семьдесят три года. Вы разве не знали?
– Но это невозможно, – разом откликнулись они.
– Еще как возможно, – сказал Люк. – Она сейчас совсем старушка. Бабулька. Но, думаю, еще ничего выглядит. Да вы сами все скоро увидите.
Иэн ошеломленно пробормотал:
– Но по телевизору…
– Ну, – засмеялся Люк. – По телевизору все, что угодно, покажут. На экране ей лет двадцать, не больше. Но вы сами-то в учебники истории загляните, там все написано. Эти факты никто ни от кого не скрывает.
А что нам за дело до фактов, подумал Иэн, если мы ее каждый день собственными глазами видим – и видим, что она по-прежнему молода и красива.
Люк, а ведь ты врешь. Это он тоже подумал. Мы же знаем, как все на самом деле. Все знаем. Вот брат мой видел Николь. Эл уж не стал бы врать, если б увидел старуху. Ты же ее ненавидишь. И поэтому клевещешь. Открытие потрясло его, и он повернулся к Люку спиной – не хотел больше иметь дела с очернителем. Ну если Николь семьдесят три года в Белом доме – ей что, девяносто, по-вашему? Его передернуло от самой мысли об этом, и он прогнал ее прочь. Ну, по крайней мере попытался прогнать.
– Удачи, ребятки, – сказал Люк, гоняя во рту зубочистку.
В ту ночь Иэну Дункану приснился страшный сон. За него цеплялась омерзительная старуха, морщинистая, с зелеными когтищами. Она нечленораздельно верещала и что-то требовала, но он не мог понять, что ей надо: ее голос, слова – все сливалось в шепелявое шипение, она шамкала беззубым ртом, булькала слюной, а та стекала по подбородку… Он попытался высвободиться из ее хватки…
– Божечки ты мой! – рявкнул над ухом Эл. – Проснись! Да проснись же, пора ехать! Нам через три часа нужно быть в Белом доме!
Николь. Вот оно что, сообразил Иэн и сел. В голове все спуталось. Это она мне снилась. Старая, усохшая – но все равно. Она.
– Понял-понял, – пробормотал он и, пошатываясь, встал с койки. – Слушай, Эл, – решился он спросить, – а если она действительно старуха? Ну, как Безумный Люк сказал? Что будем делать?
– Как что делать, – безмятежно отозвался брат. – На бутылках играть.
– Я этого не переживу, – застонал Иэн. – Я не умею приспосабливаться, никогда не умел, у меня хрупкая психика! Ой, нет, это кошмар, Люк управляет папулой, Николь – старуха, зачем мы туда поедем? Давай вернемся к прежней жизни! Каждый день будем видеть ее в телевизоре! И если повезет – один раз в жизни во плоти издалека,
– Нет, – уперся Эл. – Раз начали, надо довести дело до конца. И помни: ты всегда можешь эмигрировать на Марс.
Космопарк уже взлетел и направлялся к Восточному побережью и Вашингтону Д.С.
Они приземлились, их встретил Слезак – круглый добродушный дяденька. Он тепло поприветствовал их, пожал руки и повел к служебному входу в Белый дом.
– У вас весьма непростая программа, – чуть ли не подпрыгивая от энтузиазма, вещал он. – Но если вы справитесь – отлично, мы очень рады, в смысле, Первая семья довольна, а в особенности рада Первая леди, ведь она так заинтересована в поддержке всех видов искусства, в особенности – оригинальных! Я прочитал ваши резюме, оказывается, вы делали первые шаги, слушая мелодии на старинных пластинках начала двадцатого века, 1920 года, правда? Вы слушали записи бутылочных оркестров, которые играли еще во времена Гражданской войны, так что вы – настоящие бутылочники, правда, играете классику, а не кантри?
– Да, сэр, – вежливо подтвердил Эл.
– А вы могли бы сыграть что-нибудь…эм… народное? Ну хоть один номер? – спросил Слезак, когда они прошли мимо охранников и вошли в Белый дом.
Перед ними тянулся бесконечный коридор: ковер на полу и через равные интервалы – искусственные свечи.
– Вот, к примеру, я бы предложил «Прощай, Сара Джейн». Вы ее играете? Если нет…
– Играем, – кратко ответил Эл. – Мы исполним ее ближе к концу выступления.
– Отлично, – воскликнул Слезак, вежливо пропуская их вперед. – Ах, а вы не будете столь любезны сказать, что за существо вы несете под мышкой? – И он подозрительно оглядел папулу. – Оно… живое?
– Это наше тотемное животное, – сказал Эл.
– В смысле – талисман на счастье?
– Именно, – подтвердил Эл. – Он помогает нам справиться с тревожностью.
И он погладил папулу по голове.
– А кроме того, оно принимает участие в выступлении. Мы играем, а оно танцует. Ну, знаете, как дрессированная обезьянка.
– Разрази меня гро-ооом… – восхищенно протянул Слезак – ответ Эла мгновенно рассеял его тревоги. – Понятно, понятно…О, Николь будет в восторге, несомненно, ей нравятся мохнатые милые зверюшки!
Они вошли в зал и увидели – ее.
Ох как ошибся, как ошибся Безумный Люк! Ибо она выглядела даже лучше, чем на экране, она предстала перед ними во всеоружии красоты, ибо они видели ее собственными глазами, потрясающе отчетливо, и ошеломленное зрение свидетельствовало: да, она явилась им, о да, она реальна! Ибо чувства – их не обманешь. И вот она сидела в светло-голубых джинсах, мокасинах и не до конца застегнутой белой рубашке, сквозь которую можно было увидеть – или вообразить себе – загорелую, гладкую кожу… О, как божественно неофициальна она сейчас! Вот так вот сидит – запросто, как обычная женщина. Стрижка короткая, волосы не скрывают очерка изящной шеи и ушей… И она, подумал Иэн, чертовски молода. Нет, ей и двадцати не дашь. И какая в ней ощущается жизненная сила – ах! Да, телевидение этого не передает, на экране не увидишь этого магнетизма, он не передаст тончайшей игры красок и совершенства силуэта…