Вспомнить всё
Шрифт:
– Джаз плюс дзен-буддизм, – хмыкнул Крофтс. – Пожалуй, на Кубе вы принесете Госдепартаменту немало пользы.
– Хочешь не хочешь, а из Лос-Анджелеса надо уезжать, и поскорее, – сказала Джоан Рэю Меритану. – Нет, правда. Не вынесу я здешней жизни.
Подойдя к окну гостиной, Джоан выглянула наружу. Вдали сверкала на солнце линия монорельса, по серебристой нити с немыслимой скоростью несся вперед такой же серебристый вагон…
Джоан поспешно отвела взгляд в сторону.
«Страдания… подлинные страдания – вот чего нам всем не хватает, – подумалось
– Так ты ведь и уезжаешь, – напомнил Рэй. – Едешь на Кубу склонять богатеньких купцов с банкирами к аскезе. И вдобавок – вот настоящий дзен-буддистский парадокс! – за солидное жалованье. Хм-м… пожалуй, подобные мысли натворят немало бед, если заложить их в вычислительную машину. Ладно, по крайней мере, там не придется каждый вечер торчать в Кристал-холле и слушать меня… если, конечно, тебе именно поэтому здесь жить невмоготу.
– Нет, не поэтому, – заверила его Джоан. – Наоборот, я собираюсь слушать тебя по телевизору и, может быть, даже воспользуюсь твоей музыкой для наставлений.
Отойдя в дальний угол гостиной, она извлекла из ларчика розового дерева пистолет калибра 7,65. Прежде он принадлежал второй жене Рэя Меритана, Эдне, застрелившейся из него в минувшем феврале хмурым, дождливым днем.
– Можно, с собой его захвачу?
– Из сентиментальных чувств? – хмыкнул Рэй. – Потому что Эдна покончила с жизнью из-за тебя?
– Вовсе не из-за меня. Эдне я нравилась и никакой вины в самоубийстве твоей жены за собой не чувствую, пусть даже она узнала, что мы… так сказать, видимся.
– И эта самая девчонка, – задумчиво проговорил Рэй, – постоянно втолковывает людям: не сваливайте, не сваливайте собственную вину на внешний мир! Как там зовется твой главный принцип? – с усмешкой спросил он. – Ах да, Принцип Антипаранойи! Патентованное средство доктора Джоан Хияши от всех душевных болезней: признай вину за собой, вини во всем только себя! Странно, что ты до сих пор не обратилась в веру Уилбера Мерсера, – неожиданно закончил он, смерив Джоан пристальным взглядом.
– Этого клоуна? – слегка оскорбилась та.
– В образе, как ты выражаешься, «клоуна» заключена немалая доля его привлекательности. Гляди, сейчас покажу, – сказал Рэй и включил телевизор у противоположной стены – черный, без ножек, в восточном стиле, украшенный орнаментом из знаменитых драконов времен империи Сун.
– Странно, что ты точно знаешь, когда там Мерсера будут показывать, – заметила Джоан.
– Так ведь интересно же, – пожав плечами, пояснил Рэй. – Новая вера, идущая на смену дзен-буддизму, волной захлестнувшая Средний Запад, докатившаяся до Калифорнии… Тебе, кстати, тоже полезно поинтересоваться, раз уж религия – твое ремесло и благодаря ей тебя берут на неплохую работу. Религия, дорогая моя, тебя кормит и поит, так что не торопись хулить руку дающую!
Действительно, на засветившемся телеэкране появился Уилбер Мерсер.
– Почему он молчит? – удивилась Джоан.
– Известно почему: на этой неделе Мерсер принял обет молчания. Полного молчания, – закурив, ответил ей Рэй. – Вообще-то Госдепартаменту следовало отправить на Кубу меня. Ты же самозванка. Неуч!
– Зато, по крайней мере, не клоунесса и не поборница клоунской веры! – парировала Джоан.
– Одна из дзенских поговорок, – негромко напомнил Рэй, – гласит: «Будда есть подтирка для задницы». А в другой сказано: «Будда нередко…»
– Помолчи, – резко оборвала его Джоан, – дай приглядеться к этому Мерсеру.
– Приглядеться? – с немалой насмешкой переспросил Рэй. – Господи, тебе от него только это и нужно? На Мерсера не смотрят, в том вся и суть.
Отшвырнув окурок в камин, он подошел к телевизору. Только теперь Джоан заметила перед телеэкраном небольшой металлический ящичек с парой ручек, подсоединенный к аппарату отрезком двужильного провода. Взявшись за ручки, Рэй тут же скривился от боли.
– Что с тобой? – встревожилась Джоан.
– Н… ничего страшного, – сквозь стиснутые зубы промычал Рэй, не отпуская ручек.
Уилбер Мерсер на экране медленно шел вдоль безлюдного голого каменистого склона холма. Худощавый, осунувшийся, средних лет, смотрел он не под ноги – в небо, и на узком, заостренном лице его не отражалось ничего, кроме безмятежного, бездумного покоя.
С шипением выдохнув, Рэй отпустил ручки.
– На этот раз только сорок пять секунд сумел продержаться, – сказал он, обернувшись к Джоан. – Эта штуковина, дорогая, – «ящик сочувствия». Не могу объяснить, откуда он у меня… честно сказать, сам толком не знаю. Привезли из распространяющей их компании, «Уилсер Инкорпорейтед». Берешься за эти вот ручки, и уже не смотришь на Уилбера Мерсера, а действительно вместе с ним возносишься к славе. Чувствуешь то же самое, что чувствует он, понимаешь?
– По-моему, ощущения не из приятных, – заметила Джоан.
– Верно, – негромко подтвердил Рэй Меритан, – ведь ему предстоит умереть. Идет он прямиком к месту гибели.
Джоан в ужасе отодвинулась от ящичка как можно дальше.
– Ты же сама говорила: именно это нам и нужно, – напомнил Рэй. – Не забывай: я ведь довольно сильный телепат и читаю твои мысли без особых усилий. «Подлинные страдания – вот чего нам всем не хватает»… именно так ты думала всего пару минут назад. Пожалуйста, дорогая, вот тебе шанс. Пользуйся.
– Но это же… какое-то жуткое извращение!
– Твои собственные мысли?
– Да, – отрезала Джоан.
– Последователей Уилбера Мерсера уже двадцать миллионов, – сообщил ей Рэй. – Двадцать миллионов человек со всего света делят страдания с ним, идущим в Пуэбло, штат Колорадо. По крайней мере, так объявлено им… лично у меня на сей счет есть кое-какие сомнения. Но, как бы там ни было, мерсеризм сейчас то же самое, чем когда-то был дзен-буддизм: ты едешь на Кубу проповедовать богатым китайским банкирам устаревшую, отжившую свои дни форму самоуничижения.