Вспять: Хроника перевернувшегося времени
Шрифт:
Поехали к накрытым на берегу Шашни столам, там гости перестали иронично посматривать и подхихикивать: хорошая еда и выпивка с иронией несовместимы. В самом деле, сочный кусок мяса, салат «оливье», стопка холодной водки — какая в них ирония? Кому приходилось в жизни есть ироничную котлету? В еде, таков закон существования, заключены полный серьез и удовольствие. Поэтому через час-полтора застолье разошлось так, будто всё натурально, будто предыдущее не считается. Вставали, произносили речи. И даже стали уже впрямую пошучивать над случившимся казусом, хотя до
— И пусть даже завтра опять будет пятница, — сказал, например, Петр Сергеевич Перевощиков, — ничего, мы повторим! Таких жениха и невесту хоть круглый год поздравлять можно! Устроим, так сказать, вечную свадьбу и вечную молодость!
Все одобрили эти слова. Особенно о вечной молодости многим понравилось. Некоторые, кто помоложе, даже задумались, прикидывая: а вдруг и в самом деле придется остаться в этом возрасте — хорошо это или плохо?
Так что напрасно надеялся Илья Микенов на какие-то изменения: все неизбежно шло к тому, что Анастасия опять станет женой Анатолия. Собственно, уже стала.
Поэтому он, как и в прошлый раз, сидел мрачный, отворачивался, когда кричали «горько». И видел при этом, что воды Шашни текут туда, куда надо. Впрочем, они и в прошлую пятницу так текли, фокусы начались в субботу. Которая будет завтра — если будет.
В разгар пиршества к Перевощикову подошел его заместитель Илесов и что-то шепнул. Петр Сергеевич встал из-за стола, отошел, вынул телефон и начал с кем-то разговаривать. Разговаривал долго.
Вернулся, сел рядом с Ольгой Егоровной и сказал:
— С востока сообщения идут. Четверг у них там.
— Какой четверг?
— Такой. Который перед пятницей.
— Это какое же число получается? — от растерянности не могла понять Ольга Егоровна.
— Четвертое. И если это так, то завтра с утра меня здесь не будет.
— Как это?
— А так, что я четвертого утром из Москвы прилетел, а ночевал перед этим там. Там, значит, и окажусь.
— А может, обойдется?
Перевощиков не ответил.
Он сделал знак Столпцову, Игорь Анатольевич кивнул, выждал минуту, встал и отошел — будто бы не по делу, а размяться. Прошелся к раскидистому дереву, под кроной которого ожидал его Перевощиков.
— Опять? — спросил Столпцов.
— Хуже.
— Куда хуже-то?
— Четверг будет. За Урал уже перевалило. Илесов говорит: по радио музыку передают, по телевизору на половине каналов «Лебединое озеро», а на других мямлят, ничего объяснить, само собой, не могут.
— И что теперь? Теперь, получается, на моем ГОПе выработка будет четверговая? То есть меньше, чем сегодня?
— Нашел о чем думать!
— А о чем еще? От ГОПа вся наша жизнь зависит, Петр Сергеич! И твоя тоже, извини.
— Если так пойдет, то не будет никакого ГОПа! — выкрикнул Перевощиков.
Люди у столов обернулись, поэтому высокие рупьевские лица решили отойти подальше.
— Куда же он денется, о чем ты, Петя? — спросил Столпцов дрогнувшим голосом.
— Ты рассуждай сам: если завтра четверг, послезавтра — среда, потом вторник
Столпцов понял, но не хотел соглашаться.
— Не может быть, — сказал он. — Это фантастика какая-то.
— А то, что сегодня вторая пятница, — не фантастика? Что четверг уже почти наступил — не фантастика?
— Ну… Временный сбой…
— А если не временный? Если время назад пошло?
Они стояли и молчали. Оба пытались представить, как это будет, если время пойдет назад. И оба не смогли. Даже в приблизительных чертах — не сумели.
Меж тем чуткий Микенов издали следил за ними. Он вдруг догадался, о чем речь. Он видел, как Илесов по очереди подходит то к майору Чикину, то к финансисту Заместнову, то к другим персонам рупьевской верхушки и что-то им тихо говорит, оглядываясь по сторонам, следя, чтобы не подслушали. И многие после этого смотрят на часы. Тут уж совсем дураком надо быть, чтобы не догадаться, о чем речь.
Микенов тоже посмотрел на часы. Без десяти двенадцать.
Взволновавшись, он взял рюмку и крикнул:
— Тост! Хочу поздравить, прошу внимания!
Владя Корналёв, сидевший рядом с ним, дернул его за руку:
— Не надо. Илья. Перетерпи. Глупостей же наговоришь.
— Настя! — полнозвучно произнес Илья. — Настя и Анатолий! Нет. Анатолий ни при чем. Настя! Я охотно верю, что тебя привлекли духовные качества твоего жениха, а не его положение, деньги, машины, дом, который для вас уже построили! Я верю. То есть — хочу верить! Я просто не могу понять, объясни мне. Полгода назад, даже меньше, ты говорила мне… Говорила мне своими собственными словами, что никогда никого не сможешь полюбить после меня… Что это было? Заблуждение? Обман? Или ты сама в это верила?
— Илюша, перестань! — попросила мать Микенова.
— Сейчас, мама, — вежливо успокоил ее Илья. — Действительно, не будем ворошить прошлое! Зачем его ворошить, если оно само придет? И ты мне еще объяснишь, так сказать, в режиме реального времени. Через полгода, которые наступят шесть месяцев назад!
Гости слушали и не понимали. Кто хмельнее, ждал крика «горько», чтобы выпить, кто трезвее, молча осуждал Илью: нельзя на свадьбе напоминать невесте о прошлых увлечениях. Мало ли что бывает, все мы люди, все мы ошибаемся. И даже не ошибаемся, а так жизнь устроена: сегодня — одно, а завтра — другое. Вон с краю пристроился несчастный алкоголик Слава Посошок, горе своих родителей.
Многие, кто постарше, помнят, что младшим школьником Слава любил останавливаться у пивной, рядом с памятником бывшему Ленину, и то ли дурачась, то ли умничая, кричал утоляющим жажду мужчинам: «Зачем вы пьете эту гадость! Жизнь и без нее прекрасна!» А прошло время — и где те слова, и где теперь Посошок? Пьет сам эту гадость и не кричит, что жизнь без нее прекрасна.
— Ты поздравить хочешь или что? — спросил Анатолий Илью. — А то, если будешь говорить всякое хамство, лучше сядь и помолчи.