Вспышка. Книга первая
Шрифт:
– Он замечательный молодой человек, – без колебаний заявила она. – Сенде очень повезло.
– Конечно, повезло, – вторила ей тетя София. – Она должна считать себя счастливой. Не каждая девушка выходит замуж за ученого богослова. Это такая честь.
Старая Голди внимательно посмотрела сначала на Софию, свою невестку, затем на Эстер, свою дочь. Это было невероятно. Брак должен покоиться на прочном основании. И разве любовь не должна быть частью этого основания? Неужели они об этом забыли? И разве Сенда много раз не говорила
– Сенда не любит Соломона, – тихо, но твердо сказала она, ставя на кухонный стол нетронутый стакан с вином. – Разве это никому из вас не приходило в голову?
Мать Сенды раздраженно махнула рукой.
– Значит, полюбит потом, – быстро сказала она. – Любовь придет. У нас тоже сначала было так… у всех нас. – Она кивнула в сторону отца. – Любовь рождается из чувства долга.
– И это все, что вы можете сказать?
Мать Сенды решительно кивнула головой, уверенная в своей правоте.
– Это наше окончательное решение. Свадьба состоится, как уговорено, через месяц.
Позже, когда дом погрузился в тишину, старая Голди тихо на цыпочках вошла в маленькую спальню, которую делила с Сендой. Окно было открыто, и занавески колыхались на холодном ночном ветру. Она поглядела на спящую внучку. Сенда лежала под одеялом, повернувшись лицом к стене. Дыхание ее было ровным, как во сне, но старая Голди поняла, что она только делает вид, что спит.
– Сенда, детка, я знаю, что ты не спишь. Девушка приглушенно всхлипнула. Старая Голди уселась на край узкой кровати.
– Это ведь не конец света, детка, – мягко постаралась успокоить ее она.
Сенда не обернулась. Когда она заговорила, голос ее был глухим и невнятным:
– Нет, конец.
Бабушка Голди тяжело вздохнула.
– Пожалуйста, Сенда, послушай, что я тебе скажу. Сенда послушно села и в темноте посмотрела на бабушку.
– Так-то лучше, – запинаясь и тщательно подбирая слова, заговорила старая Голди: – Нравится тебе это или нет, в жизни есть несколько вещей, которые ты должна понять и с которыми должна смириться. Тебе пятнадцать лет и скоро исполнится шестнадцать, ты уже не ребенок. Ты – женщина, а удел женщины работать и быть послушной.
– И терпеть мужа, который вызывает у тебя отвращение?
– Не будь такой упрямой! – прошептала бабушка Голди. Она покачала головой. – Может быть, ты и женщина, но во многих отношениях ты еще совсем ребенок.
– Неужели?
Даже в темноте старая Голди почувствовала, как вызывающий взгляд внучки обжег ее.
– Нет, это не так, – после долгого молчания признала старая женщина. – Но тем не менее ты должна пройти через это замужество, каким бы ненавистным оно тебе ни казалось. Если ты этого не сделаешь, ты разорвешь сердце своих родителей. Такой позор! Они никогда этого не вынесут.
– А я вынесу? – тихо спросила Сенда. – Ведь это мне придется жить с ним. Ведь это от меня ждут, что я рожу Соломону детей. – Она помолчала. – Бабушка Голди…
Голди протянула руки и обняла внучку.
– Да, детка?
И тогда горестный поток прорвался, и слова бурно полились из уст Сенды. Уткнувшись в теплую исхудалую бабушкину грудь, она тихо запричитала.
– Я люблю не Соломона, – снова и снова, плача, повторяла несчастная девушка. – Я люблю его брата Шмарию. Что мне делать? Я не могу жить без Шмарии!
– Не смей говорить такие вещи! Ты должна навсегда выбросить Шмарию из головы. Понимаешь?
– Как я могу сделать это? – закричала Сенда. – Я ведь его люблю. А он любит меня.
– Ты должна! – отрезала старая Голди. – Это грех! Думать так о брате своего будущего мужа!
Сенда молчала.
– Обещай мне! – Сенда еще никогда не слышала, чтобы бабушка Голди говорила так резко. – Никогда больше не произноси этих слов. Ты должна навсегда изгнать его из своего сердца!
Глаза Сенды были темны как ночь.
Бабушка Голди встряхнула ее.
– Обещай мне! – больно вцепившись пальцами в руку внучки, прошипела она.
Сенда пожала плечами.
– Ну, если ты настаиваешь, – не очень убедительно пробормотала она.
– Обещай мне!
– Я обещаю.
У Голди вырвался глубокий вздох облегчения. Затем она обняла внучку и стала укачивать, как маленькую. Сама Голди тоже плакала, не из-за потерянной любви, а потому что знала, что, настаивая на том, чтобы Сенда вышла замуж за Соломона, она предала свою внучку, самого дорогого для нее человека на земле.
– Вот увидишь, – ласково шептала старая женщина, – все образуется.
Сенда осторожно высвободилась из бабушкиных объятий.
– Замужество означает… столько разных вещей.
– Ты должна лишь исполнять свой долг.
– Но ведь мне придется… ты знаешь, ночью…
– Это все совершенно естественно, – сурово ответила Голди. – Сейчас не время думать о твоих супружеских обязанностях. Со временем ты к этому привыкнешь.
Но Сенда так и не смогла к этому привыкнуть.
В первую брачную ночь, когда Соломон церемонно снимал с себя свой лучший костюм, аккуратно складывая на стул каждую вещь, прежде чем перейти к следующей, Сенда почувствовала, как тошнота подкатывает к ее горлу.
Она повернулась к нему спиной: обнаженный, он был ей еще более противен, чем в одежде. Ее тошнило при виде его густой бороды и еще более густых темных волос на теле. Его бледное тощее тело и тонкий, торчащий вверх член вызывали у нее невыносимое отвращение. Когда он, обнаженный, скользнул к ней под покрывало, она не шевельнулась и лежала неподвижно, как скала.
– Спокойной ночи, Соломон! – с резкой категоричностью сказала она, по самую шею натягивая на себя одеяло.
Его руки под одеялом задвигались.