Вспышка. Книга вторая
Шрифт:
– Ты правда считаешь, что у нас есть шанс? – спросила Тамара. – Я хочу сказать, Великобритания так сильна. Конечно…
Слабая улыбка появилась на губах Шмарии.
– А разве Давид не одолел Голиафа? – мягко спросил он.
Обдумав его слова, она решилась.
– Я хочу помочь, чем только смогу. Ты можешь рассчитывать на меня во всем.
Мужчины удивленно взглянули на нее. Она перевела взгляд с одного на другого.
– Что вас так удивило?
– Я… я думаю, ты застала меня врасплох, – мягко произнес Шмария.
– Интересно почему? – спросила Тамара. – Это ведь и моя страна, ты знаешь. – Она тряхнула головой. – Я приняла решение. Я намерена остаться здесь навсегда. – Обращенная в сторону Дэни улыбка была
Через две недели они поженились.
На свадьбе не было ни мирового судьи, ни представителей прессы. Их обвенчал раввин под ритуальным покрывалом. Зельда Зиолко могла бы гордиться такой церемонией.
Они провели восхитительный медовый месяц в Эйлате, позабыв на две недели все мирские заботы. Никого не видели, кроме друг друга, как если бы были единственными мужчиной и женщиной, оставшимися на земле. Они бродили, держась за руки, по усаженным пальмами пляжам, ныряли в прохладные прозрачные воды Красного моря и глядели на яркие косяки рыб, проплывавшие на живописном мелководье у радужных рифов. Шутили, обнимались и, визжа, как беззаботные дети, гонялись друг за другом с колючими крабами в руках, грозя запустить их друг другу в купальные костюмы. Когда он поранил ногу, наступив на коварный коралл, она промыла ранку, торжественно поцеловала ее, и боль ушла. Каждый новый день казался им лучше предыдущего, принося с собой еще большее удовлетворение. Никогда прежде Тамара не была так счастлива. Воспоминания о Луисе все больше заволакивались туманом, и острая боль, которая пронзала ее всякий раз, когда она думала о нем, становилась все слабее. Она искренне верила, что Луис был бы рад за нее.
Даже пребывая в столь счастливом состоянии, они придерживались некоторого распорядка. Утром, ночью, а иногда и днем они предавались плотским утехам, занимаясь страстной любовью с какой-то исступленной, почти что первобытной несдержанностью, позабыв обо всем на свете. А в перерывах находили время для того, чтобы мечтать и строить опьяняющие планы на будущее. В эти покойные четырнадцать дней они не сомневались, что для них нет ничего невозможного, нет трудностей, которые они не могли бы преодолеть. Они были уверены, что, пока вместе, стоит им только захотеть – можно сдвинуть горы.
– Я буду бороться столько, сколько потребуется, чтобы помочь Палестине стать израильским государством, как того хотел Теодор Герцл, – страстно заявлял Дэни. – На меньшее я не согласен.
Тамара, с таким же воодушевлением относившаяся к идее создания еврейского государства, в то же время не могла не думать: «Я желаю того, чего желаешь ты, любимый. Мне важно только то, что важно для тебя».
Дни, как в тумане, проносились один за другим, и, когда настала пора покидать этот чудный берег, они сделали это без всякого сожаления, поскольку знали, что все для них только начинается. Им обоим не терпелось поскорее претворить в жизнь те восхитительные мечты и смелые планы, о которых они столько говорили. Когда Тамара и Дэни возвратились в Эйн Шмона, их любовь стала еще сильнее, если это вообще было возможно. Между ними постоянно было чувство понимания и огромного уважения друг к другу. Они уезжали в свой медовый месяц супружеской парой, а вернулись друзьями и любовниками.
Их ждал сюрприз: новый дом, чудесным образом построенный за время их отсутствия. Большой – четыре просторные комнаты, – это был первый частный дом с водопроводом.
– Все работали сверхурочно, не покладая рук, чтобы успеть к сроку, – с гордостью объяснил им Шмария.
Тамаре дом понравился больше, чем все те особняки, в которых ей довелось жить в Голливуде.
Вскоре, однако, стало заметно настоящее чудо, сотворенное в Эйлате. В один из тех сказочных дней она забеременела. Когда доктор Саперштейн подтвердил это, она заплакала от
Невозможно описать радость, которая охватила ее.
Девять месяцев спустя Дэни во время родов стоял у ее кровати в лазарете. Это был самый счастливый день в их жизни. Они были вдвойне благословенны.
В его руках, как в колыбели, покоились двое близнецов, завернутые в одеяла.
– Два красивых сына, – с гордостью прошептал он и потряс головой, желая убедиться, что это не сон. – И даже не плачут.
– Это потому, что они похожи на своего отца, – преданно проговорила Тамара, лежа на кровати на четырех толстых подушках.
Дэни пристально поглядел на них.
– Они больше похожи на свою маму.
Она не могла удержаться от улыбки.
– Все младенцы похожи друг на друга. Дай время, они подрастут, и тогда посмотрим.
– А как мы их назовем?
– Я думала, мы уже выбрали имя: если будет мальчик – то Ари, а если девочка – Дэлия.
– Но они оба мальчики. Такого мы и предполагать не могли.
– Да, ты прав. – Она на минуту задумалась, затем радостно улыбнулась. – Как тебе нравится имя Аза? Ари и Аза?
– Решено: Ари и Аза. – «У нас есть мы и наши дети, и в нашей семье будут царить любовь, мир и общая цель. Мы сдвинем горы, как мы и собирались, и сделаем это всей семьей. Ничто не сможет разлучить нас, и ничто не сможет нас остановить».
Но история и судьба, объединив свои усилия, уготовили им совсем другой удел. Дома царило смятение.
Как они и опасались, большая часть территории Палестины оказалась закрытой для евреев; были введены также и строгие ограничения на приобретение земель через Еврейское Агентство. Евреи были обречены на статус меньшинства, а Белый Лист крайне успешно урезал иммиграцию. Несмотря на осуждение, которому он подвергся в английском парламенте со стороны Уинстона Черчилля и других консерваторов, а также всех лидеров Лейбористской партии, он не был отменен.
За пределами Палестины мир пребывал в еще большем смятении.
В марте 1938 года Адольф Гитлер аннексировал Австрию, а затем шесть месяцев спустя Великобритания и Франция отошли в сторону, позволив Германии расчленить и Чехословакию. Алчный Третий рейх поглотил целых две страны, в то время как остальной мир играл роль стороннего наблюдателя.
Как ни изолированно жили обитатели Эйн Шмона, они следили за действиями нацистов пристальнее и с большим страхом, нежели большинство людей в крупнейших столицах мира. Жители Эйн Шмона, как никто другой, понимали, что обрушившаяся на мир беда легко может уничтожить их всех. Просачивающиеся из Европы сведения внушали им невообразимый ужас, а учитывая суровые испытания, выпавшие на их долю в прошлом, нельзя было не признать, что эти страхи имели под собой основание. Все эти люда были современными детьми Моисея и, подобно своим предкам, пришли в Палестину, спасаясь от погромов и преследований. И вот сейчас возникла угроза того, что те самые опасности, от которых они бежали, могут нагнать их, погубить, стереть с лица земли.
Они вовсе не считали Гитлера неким фигляром в духе Чаплина. Для них он был новым фараоном, новым Иродом – мрачным ангелом смерти.
– Почему никто не остановит этого безумца? – с жаром воскликнула Тамара однажды вечером, когда все они собрались в столовой у радиоприемника, чтобы послушать последние удручающие известия об одержанных Гитлером победах. – Мы не успеем и глазом моргнуть, как немцы завоюют весь мир!
– За исключением нашего народа, – мрачно поправил ее Шмария и с такой уверенностью оглядел их всех, что его собственный страх, объединившись с их страхами, превратился во всеобщий ужас. – Мы все будем мертвы. Если Гитлер победит, на всей земле не останется ни одного еврея.