Вспышка. Книга вторая
Шрифт:
Тамаре стоило большого труда подавить готовый сорваться крик ужаса. Что они с ним сделали?
Она обхватила его руками и прижала к себе, а слезы катились у нее из глаз.
Тамаре было ясно, что прежде всего он нуждался в отдыхе, усиленном питании и полной, безграничной любви и заботе. Она забросила все свои дела, уложила несколько чемоданов, и они вчетвером отправились в Эйлат, где они с Дэни когда-то проводили свой медовый месяц. В течение трех месяцев они были заняты только тем, чтобы восполнить потерянные годы, набраться сил и найти утешение друг в друге, а после того как близнецы уснут,
Тамара целиком посвятила себя мужу. Готовила ему еду, заботилась о нем и выхаживала его. Хотя он никогда не рассказывал ей о тех ужасах, свидетелем которых был и которые ему пришлось пережить самому, ночами его часто мучили кошмары. И тогда он кричал и просыпался, обливаясь холодным потом, а она держала его в объятиях и утешала, как только могла.
Крайне медленно она, солнце, море и мальчики сотворили чудо. Дэни прибавил в весе, а включающий ежедневные физические упражнения режим игр, в которые ему приходилось играть с близнецами, нарастили его мускулы. На смену болезненному желтовато-бледному цвету лица пришел здоровый загар. Но самым главным ее достижением было то, что в течение этих первых решающих месяцев она смогла вселить в него чувство стабильности, вернуть его к обычной жизни – жизни в семье, положить конец кошмарам. Голодное существование сменили пиршества; жестокое обращение – нежная любовь, и Тамаре удалось унять и прогнать мучившие его страхи. Но именно во время его выздоровления она осознала, насколько была не права. Война далеко не кончилась. Ее мрачное наследие будет преследовать их всю оставшуюся жизнь, притаившись за ее счастливым фасадом.
– Довольно мне зализывать раны и жалеть самого себя, – однажды утром во время завтрака неожиданно заявил Дэни. Они с Тамарой были вдвоем: мальчики с друзьями ушли на рыбалку. – Пора возвращаться домой.
Она молча смотрела на него затуманенными от счастливых слез глазами. Он улыбнулся.
– Ну так как, разве ты не хочешь начать укладывать вещи?
– Ты хочешь сказать, что ты… ты готов ехать прямо сейчас? – с трудом выговорила она.
– Мы достаточно долго бездельничали. Пора трогаться в путь и начать-таки сдвигать те самые горы, о которых мы столько говорили.
От радости ей хотелось хлопать в ладоши. Дэни, которого она так страстно любила, вернулся к ней.
Они скрепили свое счастье поцелуем. Но это был не просто нежный поцелуй. Он перерос в настойчивый, долгий поцелуй, свидетельствующий о воскрешении тела и духа, возвращении к жизни со всеми присущими ей радостями, торжестве жизни над смертью. Радость за него – и за них обоих – настолько переполняла Тамару, что ей казалось, в той страсти, с какой они предавались любви, было что-то волшебное, почти мистическое. Прежде чем его язык коснулся ее груди и задолго до того, как он соединился с ней, их души и тела слились в единое целое.
В это утро, когда забытый завтрак остывал на тарелках, был зачат их третий и последний ребенок.
В оазисе Аль-Найяф Йехан, жена Наймуддина Аль-Амира, убрала последние остатки утренней трапезы и подвязала занавеску, разделявшую однокомнатный дом на две отдельные половины. Затем покрыла голову густой черной чадрой, которую всегда носила вне дома, и, на минуту задержавшись, чтобы поправить ее, выглянула наружу. Где-то поблизости кричали и вопили увлеченные игрой Иффат и Наджиб, ее внуки.
«Как они невинны, эти звуки детства! – думала она, скорбно качая головой. – И как скоротечно это невинное время. Иффат уже исполнилось шесть, Наджибу – двенадцать. Как скоро они вырастут и узнают, каков мир на самом деле – грубый, жестокий и бесчувственный!»
Подавив дрожь, Йехан оглянулась на мужа. Он сидел на своем обычном месте, на положенной на ковер подушке в дальнем конце комнаты. Дурное предчувствие охватило ее. Он не прикоснулся к завтраку, а сейчас остывал и его сладкий мятный чай. Она видела, что он чем-то сильно обеспокоен. Он сидел, наклонив вперед голову и озабоченно сдвинув брови; мысли его были далеко.
Она бесшумно подошла к нему и опустилась перед ним на колени.
– Что беспокоит тебя, муж мой? – нежно спросила Йехан. Взяв его за руки, она посмотрела на них. Они были грубыми и узловатыми. – Нам ведь не о чем беспокоиться, не так ли?
Наймуддин поднял голову. В свои шестьдесят четыре года он казался по-прежнему высоким и внушительным, по напряжение, в котором постоянно пребывал, сказывалось на нем. Буйная черная борода и усы были тронуты сединой, а скулы на изможденном лице выступали все сильнее, некогда проницательные и по-житейски мудрые глаза смотрели все печальнее, и все чаще в них мелькало замешательство.
– Боюсь, жена, у нас много поводов для беспокойства, – мягко сказал он. – Вот уже два дня, как люди моего единокровного брата смазывают и чистят оружие. Теперь они собираются вынуть из ножен ножи и заточить их. Неужели ты думаешь, они готовятся к какому-то пиру?
– Абдулла всегда празднует за счет других! – с отвращением выпалила Йехан. – Он отказывается честно трудиться, держать овец и коз, не хочет пачкать руки, возделывая землю. – Затем в голосе ее зазвучали мягкие нотки: – Но он молод. Возможно, со временем и поймет, что…
– Нет! Единственное, чего он хочет, это играть в смерть и разрушение. – Его руки задрожали, и она крепче сжала их. – Но это не игра. Он и другие не успокоятся до тех пор, пока пустыня не станет красной от крови евреев. Вот увидишь, жена. Не успеет солнце три раза зайти за горизонт, как их ружья будут пустыми, а с ножей будет капать кровь.
– Тебе надо только поговорить с ними и заставить их убедиться в том, что они не правы! – настаивала Йехан.
– Ты же знаешь, я много раз делал это. Все бесполезно, – проворчал Наймуддин.
– Тогда снова поговори с ними! Ты их вождь! Они пойдут за тобой, как овцы за своим пастухом.
Он покачал головой.
– Слишком поздно. Их уши отказываются внимать голосу разума.
– Возможно, тебе стоит показать им свою силу, – предложила Йехан и почувствовала, как кровь бросилась ей в голову. Она поразилась собственной дерзости: слова сами собой сорвались с ее губ. Охваченная стыдом, она быстро отвела в сторону взгляд.
Наймуддин печально глядел на нее.
– Я пытался, жена, но они отказываются слушать, считая меня слабым, поскольку я призываю их к миру. А Абдуллу считают сильным, поскольку он жаждет крови. Они не понимают, что кровопролитие повлечет за собой еще большее кровопролитие.