«Вставайте, братья русские!» Быть или не быть
Шрифт:
— Слава тебе, Господи и пресвятой Богородицы, — прошелестело по рядам прихожан. Мужики и бабы перекрестились трижды и затихли, вслушиваясь в речь княжескую.
— …Святых же угодников мы чтим как святых Божиих угодников, так как они всему миру наставники благодати являются. Они на земле своей небесной жизнью стали ангелам сопричастники, и о нас к Богу ходатаями, и искренними молитвенниками, и христианскими заступниками от всяких зол. Мы придерживаемся честно поучений святых апостолов и святых вселенских и поместных соборов честно храним жития прочих святых отцов. Это и есть наша вера. А кто не верует, и не поклоняется образам святых, и не почитает
Князь трижды перекрестился и вышел из собора.
Владимирцы, пришедшие на вечернюю службу, еще долго стояли в храме, крестясь и шепча молитвы. Речь князя произвела на них странное впечатление: одни ничего не поняли из сказанного и только удивлялись, как долго и гладко говорил Александр; другие же, знакомые с канонами Русской православной церкви, усмотрели в речи князя его озабоченность устоями православия и угрозу со стороны католицизма.
Когда Фрол Мята наконец-то выбрался из собора, на улице стемнело. Он шел медленно, прислушиваясь к поскрипывающему под ногами снегу, и думал: «Князь грамоте обучен и потому говорит складно. Вот только Бог — он един для всех… а как же татары? У них Бога нет, но над ними он есть и все видит. Говорят, что татары пришли в наказание за грехи наши… А кто их прислал? Господь Бог?» От этаких греховных мыслей Фрола аж передернуло. Он скоро перекрестился на кресты собора Успения Пресвятой Богородицы и быстрым шагом направился к дому, где жарко натоплена печь, где гомонят дети и ждет пышнотелая, бойкая на язык жена.
7
То ли отказ Александра от католической веры, то ли огромное желание Ливонского ордена расширить свое влияние на восток, но в 1253 году немецкие рыцари вновь появились под стенами Пскова. Они пожгли посады, убили многих жителей и уже готовились штурмовать крепость, как неожиданно пришла подмога из Новгорода. И только дружина княжича Василия Александровича и отряд карел появились у Пскова, рыцари бежали. Дружинники преследовали рыцарей-грабителей и убили всех.
Приход рыцарей на русские земли был прямым нарушением договора, заключенного в 1243 году. Александр воспринял действия Ордена как личное оскорбление и уже помышлял об ответном ударе на Ригу, но магистр Ордена Андреас Стирланд лично приехал в Новгород, чтобы уладить «недоразумение». Князь Александр тоже приехал в Новгород и встретился с магистром. После длительных и трудных переговоров было заключено докончание, то есть договор, согласно которому были забыты прошлые обиды, стороны обязались торговать, кроме того, князь Александр пообещал построить в Пскове католический храм для иноземных купцов.
ВОЕВОДА ГОРОДЕЦКИЙ АНДРЕЙ РОМАНОВИЧ
1
Как стал лед на Волге, Андрей заторопился домой в Городец. Роман Федорович его не удерживал, понимая, что нет ничего дороже семьи. Навалив подарков для внуков, он проводил из Ошела санный обоз с хлебом и солью. Чтобы избежать голодной зимы, Андрей обратился к отцу за помощью. Хотя Новград Нижний был гораздо ближе, но и там голодовали. По устоявшемуся льду, покрытому тонким слоем снега, ехать было приятно. Мороз стоял небольшой, полозья скользили легко — чего еще надо для скорого возвращения домой. Но какая-то тяжесть мешала радости пути, тревога не покидала Андрея. Он готов был оставить обоз и верхом безостановочно спешить в Городец, но ответственность за людей и груз пересилили.
—
— Тревожно мне. Я уж какую ночь не сплю. Сон нейдет.
— С чего бы это? Мы вроде молодцы. Вон какой обоз везем… Месяца, почитай, на два хлеба хватит. Да я к тебе не с этим: давно спросить хочу — это правда, что твой отец царю Ошела голову срубил? Мне о том его огнищанин сказывал.
— Было дело, — не без гордости за Романа Федоровича ответил Андрей. — Мне о том Мария рассказывала, она-то врать не будет. Как-никак дочь царя Волжской Булгарии!
— Да ну! — не поверил Ярема. — Это тетка Мария самого царя дочь?
— Да, и что с того? А до крещения ее звали Зора. Ее отец царь Алтынбек дал ей в приданое земли под Ошелом, да и часть земель царя Росу перешли к Роману Федоровичу. А князем-то он уж стал потом.
— Ну, дела! — не без восхищения воскликнул Ярема. — Так это все к тебе перейдет… Ну, потом, как отца не станет.
— Зачем? — усмехнулся Андрей. — Там наследники есть, двое, если ты заметил… Да и не отец он мне вовсе. Вернее, отец, но не по крови.
— Вот те раз! А кто же твой истинный отец? — не унимался Ярема.
— Был, да помер. Погиб под татарами.
— А жена твоя не царских, случаем, кровей? Имя-то какое у нее… не наше…
— Наше имя! И она наша, из-под Новугорода Низовского. Да уймись ты наконец, — с раздражением воскликнул Андрей. — Чтобы языком молоть попусту, лучше бы поехал в конец обоза да подогнал нерадивых. Вона как возы растянулись. Не дай Бог, черемисы нагрянут иль мордва белоглазая.
Сотник ускакал в конец обоза, а Андрей стал перебирать в памяти разговоры с отцом в последний день пребывания в Ошеле. Роман Федорович что-то знал, но скрывал. То тянул с обозом, а то в два дня возы были увязаны и готовы в путь. Неужто татары? Коли так, то сказался бы Роман Федорович. Хотя при прощании как-то мельком проронил: я скоро буду, я следом… Что за этим кроется? — терялся в догадках Андрей.
Последний день пути был самым трудным: запуржило, заметелило. День превратился в ночь. Лошади устали и не хотели идти. И рядом был дом, а пришлось сделать привал и переждать непогоду.
А утром оказалось, что до Городца не дошли всего две версты. Но радость предстоящей встречи с родными была омрачена рыбаком, долбившим лунки под сети в затоне. На вопрос «Как там Городец?» — он угрюмо ответил:
— Нет Городца! Раскатала татарвя по бревнышкам…
— Как это? — вырвалось у кого-то из ездовых.
— А вот так!.. Еще по осени пришли. Налетели яко коршуны. Наши даже ворота не успели запереть. Кто с мечом был взят — побили, остальных в полон увели. Мало кто спасся.
Последних слов Андрей уже не слышал. Обжигая лошадь плетью, он понесся к городу.
Андрея встретил занесенный снегом распахнутый зев ворот, и лишь протоптанная тропинка говорила, что в Городце еще теплится жизнь.
Оставшиеся жители стекались к подошедшему под стены города обозу. Слез не было, они были выплаканы раньше, и лишь ждущие, голодные, наполненные тоской глаза взирали на городецкого воеводу.
— Спаситель ты наш. Мы уж думали, что сгинул в чужой земле или позабыл нас, горемычных.
— Не пережить нам зимы, коли бы ты не пришел, — раздавались то тут, то там выкрики горожан.