Встреча c Анатолием Ливри
Шрифт:
А.Л. Ветхозаветные мифы для американской элиты более важны и глубинны, а идеи французской революции – просто красивая и современная для них обертка. Точно также и цвет кожи господина Обамы не имеет ничего общего с сутью американской элиты. Это просто новый кондом той же самой идеи, которой Америка продолжает служить и поныне. В этом понимании для меня нет ничего личного, это «объективая реальность» мировоззрения американской политическо-экономической элиты, она существует, и от неё никуда не деться.
Д.Ф. А как ты тогда соотносишь эллинический и христианский пласты культуры? Как они проживаются у тебя внутри?
А.Л. Так говорил Заратустра: разговаривая с горбатым, говори по-горбатому, разговаривая с учениками, говори по-школьному.
Д.Ф. Правильно ли я тебя понимаю, что ты оцениваешь современную западную культуру преимущественно как христианскую и потому вынужден разговаривать в ней на христианском языке, аналогично тому, как Ницше призывает с горбатыми говорить по-горбатому? Что эллинский язык для тебя неизмеримо важнее, нежели ущербный христианский?
А.Л. Да, правильно. А иудейский язык – это язык «чандалы», по той причине, что если язык существует, то самого еврейства, как такового... нет и в помине, это иллюзия, фикция. Говорить о «еврейской расе» - нонсенс, «еврей» есть тотальное отстутствие расыparexcellence. Ибо кровь передаётся с отцом! А когда нет крови – нельзя претендовать и на язык. Я поинтересовался, проверил свой АДН – у меня, слава моему Богу, генотип арийца с рейнских берегов.
Д.Ф. И это и есть твоё личное отступничество?
А.Л. Да.
Д.Ф. Христианские мыслители имеют обратную оптику. Они считают христианскую культуру высшей по сравнению с эллинской языческой культурой. А твоё отступничество в их перспективе есть ничто иное, как возвращение в состояние варварства.
А.Л. В моей перспективе, совпадающей с перспективой Ницше, всё христианство – которое я назову демократизированным иудаизмом – есть лишь вырождение здоровой, языческой, человеческой культуры в нечто больное, ущербное.
Д.Ф. И значит, для тебя их Христос есть лишь жалкая пародия на твоего Диониса? А они, наоборот, считают своего Христа наилучшим воплощением Диониса.
А.Л. Ну что ж...
Д.Ф. Все ценности совершенно перевернуты, и борьба тут идет нешуточная. Похоже, что она разворачивается не столько в человеческом сознании, сколько между самими столь разными божествами, т.е. в самой глубине человеческого бессознательного.
А.Л. Да, и это куда веселее, чем многие думают. Тот же самый Свасьян, о котором ты говорил по дороге в Боллинген, решил больше со мной не общаться после того, как я в одном из рассказов написал нечто «оскорбительное» о Христе, его боге. Так у негритянского племени есть гора-табу, где живет бог, и если кто-то случайно туда забредет, людоеды его съедают – каждый каннибал по кусочку. Дикари уверены, что только тогда бог успокоится и перестанет гневаться на человеческое стадо за вторжение в его священные покои. Так и здесь: единственное моё преступление в нарушении иудее-христианского табу – Ливри оскорбил боженьку, всю троицу в одном! Сознательный диалог вдруг перестал быть возможным, - меня поросту попытались слопать, чтобы успокоить буку-бога в себе. Сколь мало тут от учения Распятого, и сколь много человеческого-слишком-человеческого! Да и, вообще, разве можно оскорбить бога? Если он жив, он сам разделается с кощунствующими; ты только посмотри как Дионис расправился с гавкавшей на меня чандалой, Набоковым младшим и его псевдоучёным быдлом из Сорбонны и проч.!
К тому же мояШутка Пилата– сказка философская. Ведь Христос действительно пенетрировал дух человеческий чрез мало для того предназначенное отверстие. Не говоря уже о том, что выражение Свасьяна о «Ливри – авторе порнографических рассказов» было подхваченно таким отребьем – университетскими проститутками – что ему должно быть стыдно за компанию чандал, делающих, вот уже который год, из Свасьяна соучастника наипрезреннейшей клеветы.
И всё это – чтобы замолчать творчество Анатолия Ливри!
Д.Ф. Вообщем, ты уверенно и спокойно позиционируешь себя как сторонника эллинского и языческого образа мысли и жизни, который способен на христианском языке объяснять этот другой строй души.
А.Л. Ницше тоже об этом писал, и тоже часто именно на христианском языке. Так что не я это придумал. Это Ницше называет христианство утонченным иудаизмом, местью чандалы сильным мира сего.
Последние 7 лет я изучал христианскую мистику, всё это «древо жизни», которое есть «крест», «кровь Христова», которое есть «вино», и где каждая месса есть новое распятие Христа, и так далее. Чтобы проникнуться этими вещами, я лично присутствовал на христианских мессах, в том числе на ныне почти запрещенной мессе ПияV-го. И я могу сказать, что этими самыми сверхтрадиционными католиками на самом деле движут еще дионисические мотивы: «мы такие, и такими останемся навсегда!». И это очень схоже в своем фундаментализме с некоторыми современными формами ислама.
Многие арабы, даже из переехавших жить в Европу, душой и рассудком всё еще живут вVII-м веке во времена пророка Мухаммеда. Так же и многие католики, утонченнейшие люди, адвокаты и профессора, продолжают жить по средневековым канонам. А ведь это своего рода шизофрения: с понедельника по пятницу они полицейские, прокуроры, профессора, которые проповедуют идеи французской республики и свободы вероисповедания, а потом отправляющиеся в католические соборы, находящиеся в центре Парижа (стоя несколько часов на коленях и слушая проповеди о спасении своей души).
Д.Ф. Да уж!Давай уже о них закончим, и вернемся к Ницше. В твоей книге многократно повторяется идея о том, что будущие номады-аристократы должны будут разорвать круг вечного возвращения, вырваться из его кольца. Для самого Ницше вечное возвращение было самым мощным жизнеутверждающим учением, вечным «да!» жизни. И, по Ницше, задача состоит не в том, чтобы вырваться из его круга, а в том, чтобы наконец-то в него попасть, то есть жить в соответствии с этим учением. Поясни свою позицию.
А.Л. Для меня Ницше умер в 1889 году. То, что происходило с ним до 1900 года - равно нулю. Ницше возвестил пришествие Сверхчеловека. Когда, как, кто придет – неизвестно, как и то, сколько будет этот Сверхчеловек жить. Сверхчеловека еще не было, и весь мир до его пришествия есть кольцо вечного возвращения. И когда Сверхчеловек придет (каков именно он, мы не знаем, долгожитель ли он?
– неважно), это кольцо будет разорвано. Всё, что было до этого прихода Сверхчеловека, есть фатум, десять тысяч лет одного и того же. Но когда Сверхчеловек уже здесь, - он вырывается из этого кольца вечной предопределенности и уже не сможет в него вернуться. Сверхчеловек-долгожитель есть лишь моя гипотеза, которую я пытаюсь продумывать. Он похож на реактивный мотор, способный преодолеть земное притяжение «одного и того же».
Д.Ф. Думаю, что вечное возвращение у Ницше имело совсем иной смысл. Заратустра впервые, то есть как первый философ вечного возвращения, вручает именно сверхчеловеку это своё учение. До Ницше, до Заратустры, до сверхчеловека это учение, хотя и известное древним мудрецам, никогда не выступало как главное учение о мире и человеке. И вот только теперь наступила такая пора, великий полдень, когда оно выходит на самый яркий свет сознания, чтобы собою преобразить человека в сверхчеловека. Сверхчеловек – это первое существо, которое живет по законам вечного возвращения. Он живет единственный раз и навсегда погружен этой своей единственной жизнью в вечность. Вечное возвращение – это учение, вызывающее сверхчеловека к жизни и одновременно имманентное ему.