Встреча на подсолнуховом поле
Шрифт:
– Все в порядке, Даша? – выдернул ее из мыслей голос молодого человека.
– А? – не сразу сообразила девушка и кашлянула. – Да, прости, я задумалась.
– Если тебя что-то тревожит, то расскажи, – перевел на нее участливый взгляд Вереск. – Незачем держать все в себе, от этого станет только хуже.
– Да, но… – Даша опустила взгляд в пол, нахмурив брови. Она не могла рассказать, что тревожит ее, поделиться, как липкие образы чужого прошлого по ночам пробираются в ее сны, затягивая в непроглядную черноту неясных кошмаров. Однако с губ невольно рвался давно не оставляющий ее вопрос, и, на мгновение прикрыв глаза, девушка прошептала: – Почему хорошие люди
– Ну, – юноша растерянно взъерошил волосы на затылке. – Кто его знает.
– Люди, вроде Айзека, живут, и никакие беды и горести их не касаются, напротив, они сами всем причиняют боль и заставляют страдать. Они мучают окружающих как намерено, так и по обычной привычке, но им за это ничего не бывает. Боги оставляют их безнаказанными, люди оставляют их безнаказанными, и порою мне начинает казаться, что доброта губит. Не лучше ли закрыться и думать только о себе? Тогда ты будешь сильным, и никто не сможет обидеть тебя и причинить боль, – Даша зябко поежилась. – Никто не сможет ранить.
– Я думаю, лучше заблуждаться в людях и порой разочаровываться, чем и вовсе никому не доверять и от каждого ждать подвоха, – участливо посмотрел на нее юноша, открывая массивную резную дверь. – Люди, конечно, жестоки в большинстве своем, однако не стоит от всех закрываться. Иначе твои чувства со временем притупятся или полностью исчезнут, ты потеряешь себя. И уже ни с кем не сможешь сблизиться. Как по мне, это слишком большая плата за сохранность душевного покоя. К тому же зачастую снова открыться другим будет очень тяжело, а порой и вовсе невозможно. Это излишне рискованный шаг, пусть он и выглядит заманчиво, иллюзорно обещая так желанную любому человеку душевную безопасность.
– Тебя предавали, Вереск? – оглянувшись в пол-оборота, спросила Даша.
– Нет, – безмятежно пожал плечами молодой человек. – Не думаю.
– Ты говорил о времени, когда был любим и нужен. А что с тобой произошло потом?
– Ничего особенного, – прикрыв ладонью от слепящих лучей уже не греющего солнца лицо, юноша выглянул в окно, мимо которого они проходили. – Можно сказать, я потерялся. И был очень испуган, что навсегда лишился кое-кого для меня важного, но теперь я даже рад, что все так повернулось. Я познакомился с тобой, и думаю, обрел нечто ценное для себя во всем, что с нами случилось. За это время я узнал много того, что никогда не чувствовал прежде. И я очень счастлив, пусть поначалу мне и казалось, что мир для меня исчез, теперь я вижу: это было только начало.
– Мне нравится слушать тебя, – легко улыбнулась Даша, – и твой теплый голос.
– Не смущай меня, – звонко засмеялся молодой человек, сворачивая к библиотеке.
– Помню, когда я была маленькая, то подолгу жила в Клеодерне у сестры моей бабушки. Она все повторяла, что у девушки должно быть образование, чем она и занималась со мной. Именно тогда я и выучилась счету и грамоте, как и основам этикета, однако постоянно болела и, в конечном итоге, пришлось оставить уроки. Раньше я на них даже немного злилась из-за строгости второй бабушки, но теперь эти воспоминания согревают меня. А ты, Вереск, кто учил читать тебя?
– Ну, – растерянно отбросил светлые волосы со лба юноша, – я уже и не помню.
– А говорил, что память замечательная, – беззлобно укорила его Даша.
– Я ошибался, – смущенно хихикнул Вереск, заходя в помещение библиотеки.
Девушка, вошедшая следом, с наслаждением вдохнула запах старой бумаги, пронизывающий просторную комнату, очень светлую и уютную. Шторы на огромных, почти полностью в две стены были распахнуты настежь, что позволяло дневному свету сверкающим потоком проливаться внутрь. С улицы доносилось приглушенное пение птиц, которых очень любил саркин, и далекие голоса разговаривающих о чем-то людей во дворе. Вереск приоткрыл одну из створок окна, позволяя чистому воздуху тонкой струйкой просочиться в помещение. За одним из стеллажей кто-то зашевелился, и Даша машинально повернулась на приглушенный шорох, встретившись взглядом с сочной зеленью глаз командира стражи.
– Какая у меня замечательная компания появилась, – проворковал он.
Вереск сразу напрягся, недовольно глядя в сторону облокотившегося на стеллаж парня. Тогда, после фестиваля, на замечание Даши, изменил ли он свое отношение к командиру стражи из-за его вмешательства в спор, молодой человек категорически ответил, что это невозможно после того, что он слышал о нем от Тина. Сейчас глядя на друга, Даша понимала, что неприязнь Вереска так и осталась, хоть Деян никоим образом не дал даже малейшего повода для вражды за время, проведенное ими в поместье саркина. Кроме, разумеется, того, как они здесь оказались.
– Ты уже, гляжу, уходить собрался? – хмуро бросил Вереск. – Мы не держим.
– Котенок недоволен моим обществом? – хмыкнул парень. – Чем же я тебя обидел?
– Слушай, – напряженно сжал пальцами переносицу молодой человек. – Я очень благодарен тебе за помощь в таверне, но как ты можешь стоять здесь и любезничать с нами, после того, как вытворяешь все эти гнусные вещи?!
– Гнусные вещи? – заинтригованно изогнул дугой бровь капитан стражи.
– Мы все заем! – гневно бросил Вереск. – Как ты поступаешь со своими слугами!
– И как же? – вкрадчивая улыбка тронула уголки его тонких губ.
– Убиваешь их, измываешься над трупами, – прошипел юноша. – Ты чудовище!
Враз помрачневшее лицо Деяна заиндевело.
– Боюсь, – зеленые глаза полыхнули холодным блеском, – вы знаете обо мне не все.
Парень стремительно приблизился, грозно нависая над Вереском.
– Например, то, что по душе мне мягкие розовощекие мальчики, а входить я люблю в еще живое, трепыхающееся в агонии тело, наблюдая, как душа оставляет его, – хищный оскал исказил привлекательное лицо. – Каждый вечер я предпочитаю на ужин слабо прожаренные собачьи уши, желательно охотничьих пород, а на удачу у меня в покоях висят гениталии когда-то убитого мною золотошерстного оленя. Ты, я погляжу, очень решительный и смелый, раз уж соизволил высказать мне все прямо в лицо, а не шушукаться, как прочие, за спиной. А может, ты и рассчитывал таким способом привлечь мое внимание? Хочешь оказаться со мной наедине в моих покоях?
Юноша побледнел, а Деян, выждав практически театральную паузу, шумно выдохнул и, опершись рукой о стеллаж, громко захохотал, уже не сдерживаясь и согнувшись, заливался безудержным хохотом, в тоже время пораженно и раздосадовано качая головой, словно не мог поверить, что такое вообще возможно.
– Великие духи, ну вы и идиоты!
– Так это, – растерянно выдохнул Вереск, – неправда?
– Судить по чужим рассказам о человеке – верх глупости, – фыркнув, насмешливо заметил Деян. – Но вам все же простительно, ведь вы, хоть и старше меня, но умом и сообразительностью явно обделены, а уж про здравый смысл я и вовсе говорить не буду. Ну, спасибо, повеселили вы меня знатно, однако надеюсь, впредь попытаетесь своей головой думать, а не слепо соглашаться с такими глупыми слухами, которые, к слову сказать, – самодовольно усмехнулся парень, – я сам же и распустил, дабы на таких обалдуев, как вы, трепещущий ужас нагонять.