Встреча с хичи. Анналы хичи
Шрифт:
– Помоги мне, и я дам тебе пятьдесят тысяч долларов, – сказал он неуверенным голосом; губы его распухли и кровоточили.
– Пойду за полицейским, – предложил Уолтерс, стараясь высвободиться.
– Никакой полиции! Помоги мне их убить, и я тебе заплачу! – рявкнул человек. – Я капитан Хуан Генриетта Сантос-Шмитц и заплачу за твою услугу!
Конечно, в то время я ничего об этом не знал. С другой стороны, Уолтерс не знал, что мистер Лукман работает на меня. Это не важно. На меня работают десятки тысяч людей, и совсем не важно, знает их Уолтерс или нет. Плохо, что он сразу не узнал Вэна, потому что лишь немного слышал о нем.
Я хорошо знал Вэна. Впервые встретил его, когда он был ребенком, воспитанным машинами, а не людьми. В каталоге моих знакомых, который я открываю для вас, он значится среди недругов. Вообще он никогда не социализировался настолько, чтобы стать кому-нибудь другом.
Больше того, можно сказать, что он был врагом – и не только моим, но всего человечества – в те дни, когда испуганным и похотливым юнцом мечтал на своей кушетке в облаке Оорта, не зная и не беспокоясь, что его мечты сводят все человечество с ума. Конечно, это не его вина. Не его вина, что несчастные террористы вдохновились его примером и снова всех нас начали сводить с ума, когда могли это организовать, – но если мы займемся понятием «ошибки» и связанным с ним понятием «вины», мы снова невольно вернемся к Зигфриду фон Психоаналитику, а я сейчас говорю об Оди Уолтерсе.
Уолтерс, конечно, не ангел милосердия, но он не мог оставить этого человека на улице. Вводя окровавленного незнакомца в свою маленькую квартиру, которую он делил с Долли, Уолтерс так и не понимал, почему он это делает. Конечно, этот человек в бедственном состоянии. Но для этого существуют станции первой помощи, и к тому же жертва оказалась крайне несимпатичной. Всю дорогу до квартала, называвшегося Малой Европой, этот человек постоянно снижал плату за помощь и сетовал на трусость Уолтерса; к тому времени как он разлегся на складной кровати Уолтерса, обещанная плата съежилась до двухсот пятидесяти долларов, а характер Уолтерса подвергался непрерывному поношению.
Но кровотечение прекратилось. Человек сел на кровати и презрительно осмотрел квартиру. Долли все еще не было дома, и, конечно, квартира была в беспорядке: множество грязных тарелок на столе, всюду разбросаны ее куклы, белье сушится над раковиной, а с ручки двери свисает свитер.
– Какое грязное место, – сказал нежеланный гость. – Да оно и двухсот пятидесяти долларов не стоит.
С губ Уолтерса готов был сорваться резкий ответ. Но он удержал его, как уже полчаса удерживал ответы на другие его реплики.
– Я помогу тебе умыться, – сказал он. – Потом можешь убираться. Мне твои деньги не нужны.
Разбитые губы попытались изогнуться в усмешке.
– Как глупо с твоей стороны, – сказал человек. – Я капитан Хуан Генриетта Сантос-Шмитц. У меня собственный космический корабль. У меня доля доходов в транспортном корабле, который кормит эту планету, среди других моих предприятий. Говорят, что я на одиннадцатом месте в списке самых богатых людей.
– Никогда о тебе не слышал, – проворчал Уолтерс, напуская теплую воду в раковину. Но это не было правдой. Смутно вспоминалось что-то давнее. Кого-то еженедельно показывали в новостях ПВ, потом пореже – каждый месяц или два. Ничто не забывается лучше, чем человек, прославленный десять лет назад. – Ты ребенок, выросший в корабле хичи, – неожиданно сказал Уолтерс, и человек взвыл:
– Точно! Ой! Ты делаешь мне больно!
– Терпи, – ответил Уолтерс и подумал, что же делает здесь одиннадцатый в списке богатейших людей. Долли, конечно, понравится эта встреча. Но Долли часто нравятся ее планы – как разбогатеть и купить островные плантации, или летний дом, или билет домой. Может, стоит задержать здесь этого человека под каким-нибудь предлогом, пока Долли не вернется? Или вытолкать его и потом рассказать Долли?
Но эта дилемма тут же разрешилась сама собой: дверь заскрипела, и вошла Долли.
Как бы ни выглядела Долли у себя дома – обычно глаза ее слезились от аллергии на флору Пегги, она вечно недовольна, ее прическа частенько не в порядке, – но когда она выходит наружу, она ослепительна. И очевидно, она ослепила неожиданного гостя, когда появилась в дверях, и хоть Уолтерс уже около года был женат на этой женщине со стройной фигурой и неулыбающимся лицом – и отлично знал, какой диете она обязана первому и какому недостатку своих зубов – второму, сам он тоже был почти ослеплен.
Уолтерс обнял ее и поцеловал; она рассеянно вернула поцелуй. Глядела мимо него, на незнакомца. Все еще обнимая ее, Уолтерс сказал:
– Дорогая, это капитан Сантос-Шмитц. Он подрался, и я привел его сюда…
Она оттолкнула его:
– Младший, неужели?
Ему потребовалось время, чтобы осознать недоразумение.
– О нет, Долли, он не со мной дрался. Просто я проходил поблизости.
Выражение ее смягчилось, и она повернулась к гостю.
– Конечно. Добро пожаловать, Вэн. Позвольте взглянуть, что с вами сделали.
Сантос-Шмитц приободрился.
– Вы меня знаете, – сказал он, позволяя ей взглянуть на повязки, которые уже наложил Уолтерс.
– Конечно, Вэн! Все в порту Хеграмет знают вас. – Она сочувственно покачала головой, разглядывая синяк у него под глазом. – Вы показывали на меня вчера вечером, – сказала она. – В «Веретене».
Он откинулся назад и взглянул на нее внимательнее.
– О да! Вы выступали! Я видел ваше представление.
Долли Уолтерс редко улыбалась, но она умела морщить глаза и поджимать свои красивые губы, что еще лучше улыбки; очень привлекательное выражение. Она часто демонстрировала его, когда они поудобнее устраивали Вэна Сантос-Шмитца, кормили его и слушали объяснения, почему ливийцы были не правы, когда рассердились на него. Если Уолтерс думал, что Долли рассердится на него за то, что привел этого бродягу в дом, то скоро понял: тут ему нечего опасаться. Но время шло, и он начинал нервничать.
– Вэн, – сказал он, – мне завтра утром надо улетать, и я думаю, ты рад будешь вернуться в отель…
– Конечно, нет, Младший, – заявила его жена. – У нас здесь достаточно места. Он будет спать в кровати, ты на диване, а я лягу в другой комнате.
Уолтерс был поражен, он даже не нахмурился. И ничего не ответил. Что за глупая мысль! Конечно, Вэн предпочтет вернуться в отель, и, конечно, Долли просто проявляет вежливость; не хочет же она, чтобы эту ночь они провели отдельно друг от друга. Ведь утром ему предстоит лететь в буш с этими вспыльчивыми арабами. Поэтому он уверенно ждал, что Вэн сейчас извинится, а жена его примет извинения, потом уверенность становилась меньше, потом ее совсем не стало. Уолтерс не очень высок, но диван еще короче, и всю ночь он метался и ворочался на нем, жалея о том, что услышал имя Хуана Генриетты Сантос-Шмитца.