Встреча в тишине. Духовные практики Библии для нас
Шрифт:
Различия связаны не только с образом жизни (в миру даже при благоприятных обстоятельствах почти невозможно воспроизвести уклад монастырской жизни во всей ее полноте), но и с той интенсивностью и напряженностью монашеской жизни, в которой у обычных людей, как правило, нет нужды. Можно было бы сказать, что по сравнению с живущими в миру монахи – своего рода «духовные экстремалы», однако путь, который предстоит пройти им, принципиально не отличается от пути обычного христианина – если, конечно, вести речь о подлинном, а не о номинальном христианстве.
Тут перед ищущими встает вопрос: чем же отличается христианский духовный путь от любого другого? В самом деле, на первый взгляд существенной разницы между аскетическими практиками, к примеру, Православия, с одной стороны, и буддизма или индуизма – с другой, нет.
Бытие и реальность: что их для нас определяет
Уже философы Древней Греции в своих построениях уделяли огромное внимание учению о том, что такое мир, каков он, как устроен. От ответа на эти вопросы зависело многое, включая и смысл жизни самого человека, его возможности и перспективы. Ответы были разными в зависимости от школы, к которой принадлежал тот или иной философ, но все они исходили из факта объективного существования мира, устройство которого не зависит ни от воли человека, ни от того, что человек знает о мире, в котором живет.
Как правило, все греческие философы утверждали существование некоего абсолютного бытия (под бытием мы, не вдаваясь в философию, подразумеваем все существующее). Из него так или иначе происходят все наличные его формы, с которыми мы и имеем дело, живя в мире относительном, отличающимся от абсолютного, для нас постижимого лишь частично или непостижимого вовсе.
Впрочем, довольно рано (как минимум со времен Платона, если не раньше) в греческой философии появилось и своеобразное учение о человеке. В его основе лежала мысль о том, что человек так или иначе причастен абсолютному бытию, хотя сам может этого и не знать. Собственно, изначальной целью философии как практики жизни и философа как искателя истины было раскрытие в людях связи с абсолютным, истинным бытием, которое сделало бы ищущих причастными ему, а значит, и познавшими истину.
Лишь спустя несколько столетий философия стала спекулятивным, умозрительным упражнением интеллектуалов, целью которого теперь было соревнование в создании более-менее упорядоченных и остроумных картин той реальности, о настоящем поиске которой уже никто не задумывался. Впрочем, ничего удивительного тут не было: к тому времени ищущие уже убедились, что постичь истину такой, какова она есть, человеку не дано, и, как философы скептической школы, смирились с тем, что придется довольствоваться, по собственному их выражению, «наиболее вероятным».
Иначе говоря, вместо познания реальности как таковой предлагалось ее интеллектуальное моделирование, с тем чтобы, создав модель, наиболее вероятную из всех возможных, руководствоваться ею в практической жизни. Такое моделирование, разумеется, имеет право на существование, более того: без нее невозможно никакое научное познание, но оно неизбежно ограничивает человека рамками собственных умственных построений.
Альтернативой подходу греческих философов стал подход философов Древней Индии. Индийская философия была развита ничуть не хуже греческой, но своеобразные подходы и методы сделали ее довольно трудной для изучения и даже для корректного восприятия людьми западной культуры. В ней видели обычно не столько философию, сколько изложение духовно-мистического опыта и аскетическую практику. Конечно, в индийской традиции присутствует и то и другое (равно, впрочем, как и в греческой, особенно ранней, где эти составляющие тоже вполне заметны, хоть и выражены гораздо менее отчетливо, чем в индийской), но все же она остается философией в первую очередь. Впечатление же отсутствия «философичности» в привычном для западного (то есть воспитанного на греческой философии и соответствующих подходах) сознания связано со свойственными индийским учениям особенностями.
Для греческого философа в центре всякого его философского построения оказывалось объективно существующее бытие. Оно могло быть неизменным или текучим и неуловимым, определимым или (чаще) неопределимым, абсолютным или относительным – но, каким бы оно ни было, от человека, от его воли и разума оно не зависело. Состояние человека влияло на возможность познания лишь постольку, поскольку делало познаваемое доступным или недоступным его восприятию.
С точки зрения философа индийского, реальность, открывающаяся человеку, зависит от его собственного состояния и определяется его волей и (в гораздо меньшей степени) его умом, куда входит не только интеллект как таковой, но и воображение, интеллектуальное и образное. Мир для индийского философа – не объективное, ни от кого и ни от чего не зависящее бытие, а реальность, которая определяется как волей человека и его умом (в том широком смысле, как было сказано выше), так и средой, с которой воля и ум человека взаимодействуют. При этом сама среда многослойна, причем каждому слою соответствует свой уровень организации того, что греческий философ назвал бы бытием. Но для философа индийского оно оказывается реальностью – потому что существование этой среды невозможно себе представить отдельно от воли, с бытием взаимодействующей. Они представляют собой единое целое, и реальность зависит от человека настолько же, насколько от среды, в которой он действует и живет.
При этом и сама среда может меняться, она лишь форма самопроявления некоего Абсолюта, о котором индийские тексты, религиозные и философские, высказываются неоднозначно. Для греческого философа Абсолют практически всегда безличен и самодостаточен («космический ум» Анаксагора и «мыслящий сам себя ум» Аристотеля скорее исключения). Для мыслителя индийского Абсолют обладает если не волей, то по крайней мере какой-то активностью, одной из форм которой и становится его самопроявление и та среда, с которой взаимодействуют воля человека и его ум (в широком смысле). Тут-то и проявляется особенность индийской философии: именно от состояния воли и ума человека зависит, какой для него станет среда, в которой ему придется жить.
В этом отношении разные индийские философские школы по-разному смотрят на реальность: для одних существует лишь Абсолют сам по себе, а всякое его самопроявление они воспринимают как мираж и иллюзию несовершенного человеческого ума и нетвердой воли. Другие готовы признать разные уровни реальности, не считая активность Абсолюта иллюзией. Но, как бы то ни было, реальность во всяком случае определяется гораздо больше волей самого человека и его умом, чем Абсолютом.
Описанные подходы выглядят взаимодополняющими, но даже их соотнесение вызывает вопросы, из которых главным оказывается вопрос о Начале. Что такое то абсолютное бытие, о котором говорят философы и Греции, и Индии? Если оно безличный Абсолют, то как и почему из него появляется тот мир, который мы знаем? Некоторые последователи Платона склонялись к идее своего рода «истечения» мира из Абсолюта. Но никто так и не смог дать сколько-нибудь убедительного объяснения того, почему в самодостаточном Абсолюте вообще могло и должно было возникнуть движение, из которого возник мир.
Самодостаточный и самодовлеющий Абсолют может просто существовать, притом существовать так, что мы не смогли бы описать его существование никакими словами. Тем более мы никогда не смогли бы ничего о нем узнать – ведь о какой бы то ни было причастности человека к такому самодостаточному и самодовлеющему бытию не могло бы идти и речи. Так что все практики, духовные и аскетические, оставались бы тогда бессмысленными.
Самопроявляющийся Абсолют индийских философов, на первый взгляд, обещает больше. В смысле возможности познания себя и взаимодействия с собой он, по крайней мере, зависит от состояния воли и ума (и снова – в широком смысле) познающего его человека, что и вызвало более широкое развитие в Древней Индии духовных и аскетических практик по сравнению с Грецией. Однако тут неизбежно встает вопрос о множестве реальностей и об их взаимодействии между собой. В сущности, если довести традиционные представления индийской философии до логического завершения, придется заявить об относительности всякой реальности, созданной человеком, – именно потому, что она ограничена. Даже Абсолют познаваем лишь постольку, поскольку он вмещается в ее рамки, – а значит, всякий такой Абсолют оказывается реальным лишь для сознающего.