Встреча
Шрифт:
Дальше - XJAN. Extra Justification for Authority to Negotiate "экстренная просьба обосновать полномочия на ведение переговоров"... Чушь. Буква Х - третья от конца, двадцать четвертая от начала. Наверное, имеется в виду 24 января. Что у нас будет 24 января? Сокрыто мраком...
Наконец, последние семь знаков любой эксперт, будь он семи пядей во лбу, прочитает, как минимум, семью разными способами. К примеру, так: "...донесение об аварии летательного аппарата в штате Мэн... последствия тяжелые... Р." И кто этот таинственный "Р" - Роберт, Ричард, Ростислав,
Я еще раз вспомнил первый вариант прочтения криптограммы: буй, боевая техника, комитет вооружений, ядерные подрывные средства, Северный Йемен, выход на цель, атомный потенциал... Приплюсовал к этому любопытнейшему ряду новые заметные словечки: системы оружия, морская разведка, унитарные боеприпасы, "косули" (за этим новейшим кодовым обозначением скрываются наступательные ракеты о неядерными боеголовками - далекие потомки сверхсекретной бомбы БЛ-У82 "Прыжок коммандос", испытанной еще во время вьетнамской войны), полевая артиллерия, неопознанное реактивное топливо, радиоперехват... Так и мерещится, будто за этими терминами кроется что-то очень и очень грозное. Фронтальный подрыв всей деятельности Комитета по разоружению. Это самое малое. А самое большее - война.
В голове зашевелились мало соответствующие моей скромной роли мысли об ответственности, о бремени долга, которое вдруг взваливается на плечи одного человека... Почему же именно на мои плечи?
А потом я сделал вот что. Я глубоко вздохнул я стер из памяти компа оба варианта расшифровки.
Все - липа. Игра случая. Не может быть в расшифровке столько двусмысленностей. Не может код строиться на сокращениях, каждое из которых истолковывается пятнадцатью разными способами. Ну, не пятнадцатью, пусть тремя. Даже двумя. И двух прочтений достаточно, чтобы сразу, незамедлительно отказаться от криптоанализа текста.
А я сам водил себя за нос. Полчаса, если не целый час. Передоверился компьютеру. И время ушло. Цепляясь за нить каверзных совпадений, я упустил инициативу.
Теперь до посадки в Нассау осталось совсем немного времени. Я сижу с пустыми руками, Володя убит, Олав торжествует, сколько-то неизвестных агентов ловят каждое мое движение, Мерта...
Мерта!
9
Я отдергиваю шторку, встаю, пробираюсь мимо пассажира, сидящего справа, ловлю взглядом выражение его лица. Если противник, то хороший актер, потому что реакция нулевая.
Выхожу в проход. Теперь мне надо не спеша прогуляться по "Стратопорту" таким маршрутом, чтобы оказаться лицом к лицу с Мертой. Значит, в проход ее салона мне надо войти с носа. Я иду по своему салону, слева вижу тело Володи, он по-прежнему сидит в не очень естественной позе, но подозрений у окружающих не вызывает - спит себе человек, забылся в дреме, вот затечет у него рука или нога, так встанет и разомнется.
Иду дальше: кормовой коридор, причальная галерея, тамбур, снова причальная галерея - на этот раз крыла В. Чуть дальше, там, где причальная галерея переходит в следующий кормовой коридор, находится бар. На "Стратопорте" их четыре - по одному на каждое крыло. Осторожно оглянувшись, вхожу
На мое счастье, в тесноватом отсеке посетителей нет. Стюард встает со стула, откладывая в сторону комп, на котором он что-то подсчитывал. Левой рукой я захлопываю дверь, одновременно всовываю в скважину универсальный ключ и нажимаю на кнопку в торце рукоятки. Все, дверь наглухо заперта. Правая рука уже выхватила из-за пояса инъект-пистолет, легкий хлопок, ампула впивается в щеку стюарда. Он взмахивает рукой, чтобы выдернуть иглу, но не успевает: снотворное мгновенно всосалось, бармен падает, цепляется пальцами за стойку, роняя комп, роняя шейкер, роняя блестящую тарелку с разменной монетой... Очень много шума.
Ближайшие три часа стюард будет спать. Проснется с головной болью, которая, впрочем, скоро пройдет. Других последствий инъекции не будет.
Я шарю под стойкой и нахожу то, ради чего затеял всю эту операцию: магнитную табличку с надписью "Перерыв". Открываю дверь, выглядываю в коридор: ни души. Выскальзываю наружу, запираю дверь и пришлепываю табличку. Все четко. Теперь, чтобы воспользоваться баром, надо идти в соседнее крыло.
Через центральный салон крыла В прохожу в носовой коридор, а из него попадаю в проход левого салона.
Впереди справа - точеная головка с льняными волосами, перехваченными шнурком. Нестареющее красивое лицо. И опять - молниеносный взгляд, как удар бичом. На этот раз я ждал его. И остановился, изображая изумление. Словно бы в сильном волнении, приглаживаю волосы.
– Мерта! Неужели вы? Мерта... э-э... Ольсен?
– Мерта, - говорит она, мило улыбаясь.
– Только не Ольсен, а Эдельгрен. А вы, простите...
– Ну, конечно, Мерта Ольсен!
– Я не слышу ответа.
– Восемнадцать лет прошло, а вы все такая же! Ничуть не изменились. Вот что значит настоящая женщина!
В глазах Мерты "искреннее" удивление.
– Кого я вижу?
– восклицает она.
– Алекс... Да, конечно же, русский медик Алекс. Извините, фамилию вашу я не помню, русские фамилии такие... языколомные. Прошу прощения.
С полминуты мы увлеченно щебечем. Ну как же, мы так рады этой нечаянной встрече, ведь столько лет прошло, а вот надо же - узнали друг друга я есть что вспомнить...
– А вы, Алекс, изменились. Раздались вширь, стали массивным, я бы даже сказала - литым. Мускулы и стать. Тогда, в Югославии, вы были рыхлым улыбчивым молодым человеком, склонным к идеализму.
– Нет, вы перегибаете палку. Полон идеализма - это, пожалуй, вернее. В молодости мы все живем иллюзиями. Да, тот майский симпозиум забыть невозможно. Адриатика, бора, землетрясения... Как романтично все было!
– Алекс, вы такой же сентиментальный, как и прежде. А говорите, что лишились иллюзий юности.
– Послушайте, мы так и будем здесь разговаривать? Давайте пойдем в бар. Правда, в вашем крыле, насколько я знаю, бар закрыт, но в крыле С он должен работать. Кофе на "Стратопорте" превосходен.