Встречи на ветру
Шрифт:
Лангетом оказалось блюдо из трех больших кусков жареного мяса. Каждый кусок обложен жареным луком и зеленым горошком. Артем себе заказал графин необычной для меня водки «Старки», мне бокал сухого вина «Алиготе».
– У меня на корабле ребята что надо, – говорит Артем.
– Много призывников из Ленинграда. Вы, ленинградцы, – он принял меня за ленинградку, я не возражаю, – отличаетесь образованностью и дисциплинированностью. Ты комсомолка? – Он спросил, а я вспомнила комсорга треста Колю.
– Член ВЛКСМ, – ответила и неожиданно получила странный ответ.
– Козырев был первым секретарем ЦК ВЛКСМ, а за что его расстреляли?
– Ты
– Да, так, вспомнил.
Через две недели он мне скажет, что тот самый расстрелянный Козырев – его дальний родственник, а пока мы пьем кофе и едим-таки мороженое. Артем говорит, я слушаю.
– Мы, морские офицеры, всегда в русской армии составляли особую касту. Начиная с императора Петра Алексеевича, – я сначала не поняла, о каком императоре он говорит, но потом сообразила, – морским специальностям обучались особо сообразительные юноши, и было неважно, какого они сословия, таким образом, проходил отбор по одному критерию, то есть по уму. Нет, конечно, смотрели и на физические данные, но если ты не умен, а силен, как Голиаф, на флот тебе дорога заказана, – интересно, он это говорит мне, чтобы показать, какой он умный? Прервала его этим вопросом, и он ответил так: – Нас в Академии протестировали. Есть там один преподаватель, который увлекается всякими иностранными новшествами. Больше ста вопросов в анкете. Каверзные есть. Например, спрашивают, как ты относишься к джазу. – И он туда же, как врачиха! Хотела ответить, но сообразила, что это не меня спрашивают. – А как я отношусь? Нормально отношусь, так и ответил. Другие решили подстраховаться и ответили, что джаз не признают. А там ниже был контрольный вопрос: «Как ты относишься к негритянской народной музыке?». У нас же, ты знаешь, к неграм особое отношение. Такое, как будто они все поголовно несчастные рабы. Дураки ответили, что страсть как любят. Хлоп, ловушка захлопнулась.
– Потому что джаз – изначально народная негритянская музыка, да? – решила показать я, какая я умная.
– Yes it is, miss. It's country music.
Ну и хвастун этот моряк! Я ему в ответ на чисто русском языке:
– Не… – дальше непечатное слово, – выпендриваться. Говори по-русски.
– Мы, мореходы, должны знать иностранные языки, и, прежде всего, английский. Родись я триста лет назад, больше был бы нужен испанский, – важничает Артем, и мне отчего-то становится смешно. Настоящий петух.
– Ничего смешного я не сказал. – Бедненький морячок, губки надул, обиделся.
– Давай я тебя поглажу, – говорю ему и протягиваю руку.
Он отпрянул, словно конь невзнузданный. Это для меня как сигнал: надо сломать упрямца. Я кладу руку ему на затылок, рывком притягиваю к своему лицу и взасос целую его. Посетителей в этот час в кафе мало, но все они разом охнули, а кто-то сказал:
– Бой баба, такая далеко пойдет.
Наш поцелуй продолжался от силы секунд пять, но и того было достаточно, чтобы мы оба пришли в возбуждение.
– Официант! – громко зовет Артем, а он стоит рядом: – Счет, и побыстрее.
Хохотом посетителей откликнулся зал на этот крик души и опять кто-то: – Дело сделано.
Мы поспешили уйти из кафе.
– Едем к тебе, – говорит Артем. Скор моряк, но мне торопиться некуда в прямом смысле. Так и говорю ему:
– Я бездомная. Некуда мне везти тебя.
Он удивленно смотрит на меня.
– Как это так – бездомная? В наше время бездомных быть не может.
– Как видишь, может. И не ленинградка я. Из города Жданов
– Дура ты, – он сердит, и это мне нравится больше, чем его обиженный вид. – Нужен мне твой Ленинград. Я северянин. Там простор, там флот. А что тут? Балтийский флот – это запертый в клетке Финского залива зверь. Много не навоюешь.
Мне ничуть не обидно. Мне важнее другое: где мне все же сегодня ночевать? Этим и поделилась с Артемом.
– Проблема. – Мы вышли на Дворцовую площадь. – Я живу в общежитии, мои товарищи тоже. Куда же тебя пристроить? – Поразительно. Мы знакомы несколько часов, а он озабочен, куда бы меня определить на ночлег.
– Пристроить? – делаю вид, что обиделась. – Я не багаж какой-нибудь, чтобы меня пристраивать.
– Прости солдафона. Одичал совсем на Севере. Но надо же где-то тебе ночевать! – Вижу, Артем искренне расстроен.
Почти стемнело, скоро зажгутся уличные фонари, народ поспешит домой, там тепло, там телевизор. Так мне стало тоскливо, хоть вой. «Брошу все тут и уеду к маме в Жданов», – так подумала и тут же представила наш город, его улицы, маленькие дома, серое по весне море. Нет! Никуда я отсюда не уеду, я сильная, выносливая, я выдержу. Я получу высшее образование, ну и что, что мне уже за восемнадцать. Я добьюсь своего и стану в этом городе уважаемым человеком. Артем вышагивает рядом и сопит. Вдруг вспомнила о пакете, что достался мне от Наума, и остался на квартире Виктора.
– Послушай, Артем, если ты вправду мне хочешь помочь, съезди со мной в одно место. – Очень не хотелось мне приходить к Виктору одной.
– Я в твоем распоряжении до восьми ноль-ноль завтрашнего дня.
– Утра, скорее. – Такая я: не удержусь, чтобы не поддеть. – За это спасибо. Бежим! – К остановке подходил троллейбус № 10.
– Введи меня в курс, – попросил по-военному Артем, когда мы подходили к дому Виктора.
– Ввожу, – в тон ему отвечаю я, – тут живет человек, который два дня назад предложил мне пожить в своей квартире, пока сам он должен был быть в экспедиции, но заболел и вернулся.
– Он геолог? – Сообразителен капитан-лейтенант.
– Он студент горного института, а папа его геолог, – и добавила, сама не знаю почему: – У него большая коллекция камней.
Во дворе, слава богу, никого не было, когда мы с Артемом вошли туда. Хорошо бы и на лестнице не встретить никого. Чтобы бы сказал Иван, увидев меня с офицером? Подумал бы, что я трусиха и привела с собой мужчину в подмогу. Честно говоря, я немного трусила, но больше всего мне не хотелось отпускать понравившегося мне Артема.
Перед дверью квартиры профессора я слегка смутилась: что я сейчас скажу Виктору? «Вот, Витя, я пришла не одна, потому что боюсь тебя». Такого допустить не могу и потому прошу Артема:
– Артем, подожди тут, пока я буду говорить с хозяином.
– Дверь не запирай. Если он начнет приставать или драться, крикни – и я тут как тут, – с пониманием ответил офицер и отошел в темноту лестничной площадки.
Виктора я застала сидящим на кухне у стола с какой-то смазливой девчонкой. Лет той девчонке было от силы шестнадцать, а выглядела она как завзятая шлюха. Губы накрашены ярко-красной помадой, на веках синяя тушь, брови выщипаны, а ресницы наклеены. Более того, одета она была в такую короткую юбку, что можно разглядеть её толстые ляжки у основания. Желтая кофта с большим вырезом, и грудь вываливается из него. Оба, это видно невооруженным взглядом, пьяны.