Встречи с Индонезией
Шрифт:
Если похороны происходят по католическому обряду, на шестой день вечером сколачивают крест из заранее приготовленных досок и вырезают табличку, на которой написано имя покойного и даты его рождения и смерти. Все это торжественно устанавливается на могиле. Пайонк поддерживает этот традиционный обряд, называемый «установлением креста».
Миссионеры стараются организовать не только религиозную, но и хозяйственно-культурную жизнь местного населения. Они, например, ввели террасное земледелие, которое уже существовало в Бали. Нелегко было убедить жителей в целесообразности этого мероприятия, идущего вразрез
У меня с Пайонком возникает интересный разговор о формах благотворительности. По-настоящему полезным делом он считает построенный им для семинарии водопровод, из которого берут воду и деревенские жители. Давать же деньги взаймы и знать наперед, что они никогда не будут возвращены, по его мнению, вредно. Это только разлагает людей. Другое дело одолжить инструмент и т. п. Но люди просят денег, они не могут понять, как это у человека, имеющего огромный дом и столько книг, нет денег. Ксендз Пайонк нашел выход из положения: он раздал пятерым нуждающимся какую-то сумму и, когда к нему приходили просить, говорил: «Я охотно одолжил бы тебе, деньги у меня есть, но в данный момент они находятся у такого-то и такого-то. Как только кто-нибудь из них вернет, я дам тебе». Действительно, пока один человек, не вернул деньги, другой не может их получить. Проситель не обижается. Важно терпеливо и внимательно выслушать человека, дать ему почувствовать, что его понимают.
Иногда приходится прибегать к уловкам. Когда Пайонк строил водопровод, он должен был выкупить участок земли вокруг источника, оцененный в 30 тысяч рупий.
Владелец участка (учитель, работающий в отдаленной местности и приезжающий сюда по воскресеньям к жене) меньше чем о 300 тысячах не хотел и слышать. К этой сумме надо было еще добавить 35 мешков цемента. Сообразив, что семинарии эта земля необходима, он даже не торговался и твердо стоял на своем. Во время одного из бесчисленных разговоров ксендз спросил его:
— У тебя есть сын?
— Да.
— Было бы хорошо, если бы он вырос и стал священником.
— Да.
— Ты хотел бы, чтобы он учился в Ледалеро?
— Конечно.
— А что ты скажешь сыну: «Иди, сын, в Ледалеро, мы на нем здорово нажились?» Или: «Иди, сын, в Ледалеро, мы им здорово помогли, благодаря нам у них есть хорошая вода»?
Парень оторопел, потом немного подумал и сказал:
— Вы правы, отец.
И продал участок за 35 тысяч плюс цемент.
Миссионер в Индонезии — это не только священник. Он и врач, и учитель, и механик, и медик, и строитель. Один из миссионеров сказал, смеясь, что, если в Польше его спросят, сколько он окрестил язычников, он вынужден будет сказать: ни одного (если не считать тех, кого приносили на руках родители). К нему приходили совсем с другими проблемами: Починить радио, прокрутить фильм и т. п.
Из Ледалеро на семинарской машине еду в Маумере, откуда буду держать путь на Палуе, небольшой островок в море Флорес. В Маумере, на мое счастье, находится пераху [13] с Палуе, которая вот-вот отправится в свою родную деревеньку.
13
Пераху — большая малайская лодка с кабиной.
На безводном острове
И вот я уже в пераху плыву на этот островок. В какой-то момент наша лодка, сильно накренившись, зачерпнула воды. Наблюдая, как матросы возились с парусом, стараясь не дать нашему суденышку перевернуться, убеждался в том, что индонезийцев нельзя считать людьми абсолютно спокойными, уравновешенными. Команды следовали одна за другой и в мгновение ока выполнялись. В результате все обошлось благополучно, если не считать того, что мои магнитофонные ленты поплавали на дне лодки.
В пути решили перекусить. Едим уби каю (маниоку), запиваем водой из большого глиняного кувшина. Уби каю по вкусу похожи на чуть недоваренный подмороженный картофель.
Восход солнца на море необычайно красив. Солнечный диск поднимается из-за гор Флореса. Вода настолько прозрачна, что видно дно. Рядом с нами плывет сампан, парусная лодка с двумя балансирами. Я всегда считал, что сампан более устойчив, чем пераху, но наш шкипер утверждает обратное. Не в состоянии вынести жару, убегаю в кабину, под навес. Впрочем, сдался не один я. Из всей команды только шкипер-рулевой терпит зной.
Мои спутники являют собой истинно меланезийские типы: темнокожие, с вьющимися шевелюрами и довольно богатой растительностью на лице, что отличает их от западных индонезийцев. Время от времени они поют, в основном церковные песни. То ли хотят показаться набожными, то ли такие и есть на самом деле?
Спрашивают, Не священник ли я. Получив отрицательный ответ, называют меня «брудер» вместо «патер» (по-голландски). Что ж, брат так брат!
Утром плывем на веслах. Вода прозрачная, голубая, видно дно. Впрочем, это только кажется, что мелко — глубина здесь около ста метров. Рыбы мало. Я увидел всего несколько мелких рыбешек. По словам моих спутников, в районе Флореса много акул, а вблизи Палуе их нет, можно купаться спокойно.
Впереди прямо из моря появляется конус. Это остров Палуе, который с каждой минутой виден все яснее. Приближаемся к берегу. Видны навесы, под ними строят лодки. Похоже, что на здешних верфях нет недостатка в работе.
Став у берега и передав якорь какому-то парню, выходим. Нас окружает толпа женщин и детей. Вынимаю коробку леденцов. Ну и ну — детям ничего не достается: женщины вмиг все расхватали. Одна из них с неприступным видом держит банку, а на лице написано: «Моя, никому не дам». Я, естественно, не собираюсь отнимать у нее добычу. Достаю еще банку и раздаю конфеты детям. Но банка оказывается в руках женщины с ребенком. Как отличаются эти островитяне от деликатных жителей Явы!
Утром, искупавшись в море и уложив в рюкзак фото- и кинопринадлежности, немного провизии, обувь на деревянной подошве, смену белья, отправляюсь в путь. Дорога идет в гору, поэтому приходится останавливаться для отдыха. Чтобы преодолеть каких-нибудь пятьсот метров, мне потребовалось целых полтора часа. Двое сопровождающих меня молодых людей тоже едва переводят дух. По пути мы наткнулись на хижину и попросили у хозяйки кокосовый орех, чтобы утолить жажду. Получаю два — один для себя, другой для моей свиты.