Встречи в затерянном мире
Шрифт:
Если бы эту прогулку пришлось совершить пешком, я бы, наверно, умер. Мы ощутили адский смрад открытых сточных канав, едва приблизились к городским воротам. Оказалось, что вонь исходила от самих улиц. Наши кони топтались по всем видам отбросов и гниющего мусора. Конечно, они не были самыми чистоплотными животными на свете; теперь мы поняли, что у них есть все основания быть таковыми. Но что простительно для коней, то непростительно для всадников.
Мы ехали по улице — вернее, по отвратительному проходу между домами, освещенному дрожащим светом коптящих газовых светильников. Люди, стоящие в дверных проемах, пялились на нас. В них было что-то недоброе и отталкивающее — в этих мужчинах и женщинах, оборванных, нечесаных, чумазых. Они взирали на нас почти с вожделением. Похоже, наш вид пробуждал в них родовую память — о похищениях, разбоях и грабежах. А Вероника казалась им настоящей принцессой из старых легенд — принцессой сказочно богатого королевства, готового заплатить за нее любой выкуп.
Наконец мы добрались до внутренней стены — мрачного сооружения из грубого камня, в который были вбиты тяжелые, обитые железом ворота. Массивные створы, качаясь и скрипя, отворились, открывая нашим взглядам внутренний двор, ярко освещенный дюжиной настоящих газовых рожков, и стражу, которая стояла там с оружием наготове. Я ожидал увидеть шпаги, луки и копья, но у этих люди было огнестрельное оружие — старинные винтовки. Это было весьма устрашающее зрелище.
Барон Блиг спешился, бросил поводья коня одному из своих людей. Не глядя на Алана и меня, он подошел к Веронике и поднял ее с седла. Он уделил этому чуть больше времени, чем необходимо, причем его чумазая лапища игриво скользнула по ее бедру. Я покосился на Алана, но его лицо не выражало никаких эмоций. Он выбрался из седла и, пошатываясь, побрел по вымощенному булыжником двору.
Барон с заметной неохотой отпустил Веронику.
— Приехали, шкипер, — рявкнул он. — Смотри, может быть, там у вас правила гостеприимства давно забыты, а мы уважаем старинный обычай. А теперь идем со мной — вы все. Пропустим по кружечке-другой.
Мы последовали за ним наверх, по бесконечным переходам. В башне было холодно, повсюду гуляли сквозняки, а лестницы, по которым мы шли, не подметали с тех самых пор, как замок был построен. Кучи пыли лежали в углах, с балок спускались грязные нити — видимо, остатки паутины или чего-то подобного.
Потом, по спиральной лестнице, мы поднялись в комнату — помещение в форме усеченного круга. В огромном открытом камине напротив единственной прямой стены уныло тлели обугленные головешки, над ними клубились завитки едкого дыма. Помещение было освещено газовыми рожками — копоти от них было ненамного меньше, чем от факелов. Еще там находился грубо сработанный стол и скамейка, а во главе стола возвышалось кресло. Сквозь узкие окна, из которых открывался вид на город, можно было разглядеть огни нашего корабля.
Блиг расстегнул пряжки на своем панцире. Доспехи с грохотом упали на каменный пол, и он отпихнул их ногой. В металлической скорлупе он казался могучим и представительным; теперь он неожиданно ссутулился, объемистое пузо нависло над роскошным поясом. Барон рухнул в свое кресло, что-то проворчал, дотянулся до изодранной веревки, которая свисала с потолка, и несколько раз дернул за нее. Где-то в глубине башни слабо звякнул колокольчик. Блиг еще дважды дергал веревку. Наконец в комнату, подволакивая ноги, вошла женщина. Кажется, она была не очень старой. На ее лице, недовольно нахмуренном, почти не было морщин, но выглядела она просто ужасно. Грязное платье — видимо, единственное, какое у нее была — полностью скрывало очертания фигуры. Волосы походили на паклю и, казалось, никогда не знали ни щетки, ни гребня. Она зевнула, отвернувшись от нас, особенно от Вероники, но я заметил обломанные пенышки зубов у нее во рту. Затем она удостоила вниманием своего хозяина.
— Ну што вам, г-сподин?
— Еду — если эта ленивая сука кухарка ее уже приготовила. Пшла.
— Иду, — отозвалась она и неуклюже поплелась прочь.
— Вот и славно, — сказал барон, обращаясь к нам. — Потешите брюхо настоящей едой. Небось, надоела жратва из банок?
Некоторое время спустя «настоящая еда» появилась. Ее принесли две женщины — та, что приходила, и другая, постарше и еще более чумазая. Это было мясо, покрытое застывшим жиром, на огромном серебряном блюде, видимо, сто лет не чищенном. Нам подали тарелки и стаканы, побитые и грязные. На своей тарелке я заметил монограмму «МТК» — Межзвездный Транспортный Комитет — а на засаленном хрустальном кубке (когда-то прозрачном), в который мне налили эль — гравировку в виде короны и ракеты, эмблемы Королевской Почты Уэйверли.
— Налетайте! — рявкнул наш любезный хозяин и первый последовал собственному призыву.
Я хлебнул эля. Помнится, как-то мне довелось проводить отпуск на Земле, в Новой Зеландии. Тогда я пришел к выводу, что худшее пиво в Галактике варят в Энзеддере — его вдобавок и подают теплым. Теперь я был готов признать, что был неправ. Жаркое тоже напомнило мне Новую Зеландию — а именно мясо буревестника, которое почему-то считается деликатесом. Мне хватило одного раза. Нет… Скорее это кушанье напоминало копченую ногу старой овцы, судя по запаху — протухшую. Мясо имело ту же температуру, что и пиво, а тарелка, на которую гостеприимный барон положил мне ломоть этого яства, была холодной, как камень.
Впрочем, Блига это мало волновало.
— Почаще бы вас таким кормили, — объявил он, душевно рыгнув. — Теперь настоящих мужчин в Космос не посылают.
— А настоящих женщин? — спросила Вероника, глядя на Алана.
— Ты — самая настоящая женщина, крошка, — осклабился барон.
— Нам кажется, — тактично заметил Алан, — ваше угощение — слишком большая роскошь.
— Да, надо привыкнуть, — согласился барон.
— Несомненно, — согласился Алан.
Барон подозрительно поглядел на него из-под тяжелых бровей.
— Не задирайся, Шкипер. Папаша частенько говаривал: «Никогда не любил старших корабельных офицеров. Все они — надутые чванные индюки». И будь я проклят, если старый ублюдок был неправ. Если вам не по душе угощение — может, сразу перейдем к делу?
— Как Вам будет угодно, — ответил Алан.
— Мэйбл! — заорал Блиг. — Тащи сюда ящик старого Барта!
— Он тяжелый! — запротестовала женщина.
— Знаю, черт тебя задери, что тяжелый. Скажи этой ленивой суке, пусть поможет… Да хоть вдесятером тащите!
— Достало кувыркаться в этой башне с непотребными шлюхами, — посетовал он и добавил, обращаясь к Веронике: — Мне нужна настоящая баронесса.
Она ничего не ответила и опустила глаза, словно разглядывала почти нетронутый кусок мяса на своей тарелке.
— Джордж, — сказал Алан, — доставай декларацию, и пусть Барон посмотрит, чем мы богаты.
— Не суетись, казначей, — осадил меня Блиг.
Четыре женщины внесли большой сундук. «Каменная древесина, — подумал я. — Должно быть, тяжеленный». Они с грохотом опустили его на пол.