Встречная полоса

Зверев Сергей Иванович

– Рассказывай, – попросил его Стас, – как обгонял, как подрезал…

Михаил усмехнулся, скривился от боли в разбитой губе и рассказал:

– Квартира моей матери. Полгода назад мы вместе с братом делали здесь ремонт. В дверь позвонили, Лешка пошел открывать, раздался выстрел. К счастью, все обошлось – пуля застряла в металлической двери, Лешка успел ее захлопнуть. Я вылетаю, Леха дверь держит, а с площадки кто-то ломится и орет. Не по-нашему. – Михаил глотнул из чашки холодной воды и продолжил: – Потом раз – дверь настежь, я Лешке ору «Ложись!», он на пол, я через

него к двери. Еле успел эту мразь черную по башке отоварить, он травмат выронил и рядом с Лешкой свалился. Я пистолет беру, а он под боевые подшаманен. Ну, ментов вызвал, «Скорую». Пока ехали, черный этот подох, уже коченеть начал. Вынесли, протокол составили. Лешка цел, матери решили ничего не говорить.

– Чем отоварил? – поинтересовался Роман.

– Монтировкой, – вздохнул Михаил и осторожно кончиком пальца коснулся разбитой губы. Стас усмехнулся про себя и снова посмотрел вниз. В ранних сумерках двор элитного дома осветили красивые круглые фонарики, там тепло, уютно и спокойно, как на тропическом острове.

– Прошло дня три или четыре – Лешка звонит. Приехали, говорит, менты, тебя ищут. Потом понеслось – уголовное дело по факту превышения самообороны, вызовы к следователю, намеки всякие и прочее. Я тогда не сообразил, доказывал им что-то, законы цитировал, правду искал, короче.

– Нашел? – Стас отвернулся от окна, прислонился к теплой батарее.

– Да, – поморщился Михаил, – еще как нашел, аж два раза. Первый – после того как мне следователь прямо в кабинете сумму назвал, а второй – когда родственники этого Рамазана прикатили. Всем аулом, не меньше. Тут в подъезде не пройти было, мать чуть не померла со страха. В общем, сошлись мы с ними на том, что я им моральный ущерб компенсирую, а они мне дырку в двери простят. Не рассчитал мальчик, плохо его в горах учили, старейшины не доработали. Сторговались, а денег нет, ждать никто не хочет, следователь тюрьмой пугает. Я тогда кредит взял, утром с паспортом в банк пришел, в полдень с деньгами вышел. Удобно. – Михаил выругался негромко и поставил кружку на стол.

– В «Московском кредитном» брал? – уточнил Роман.

– Ну да, будь он неладен! На три месяца. Зато и дело закрыли, и родственники придурка того отстали. Я деньги достал, банку всю сумму в два захода отдал. И бумажки все собрал, как дурак! – Михаил с досадой треснул кулаком по краю мойки и продолжил, уже спокойно: – А потом звонит мне из банка какая-то овца и заявляет: вы сроки пропустили, кредитный договор банк в одностороннем порядке пересмотрел, и вы должны еще столько же! Нормально?

Взгляд светло-голубых глаз по очереди остановился на каждом из гостей. Роман промолчал, Стас улыбнулся неопределенно. Эстет, ценитель пения и прочих чудес природы господин Огарков не брезговал банальным грабежом оказавшихся в трудной ситуации людей.

– Уроды! – произнес Стас, и Михаил яростно закивал в ответ:

– Еще какие! Я в банк с разборкой, ведут меня в какой-то кабинет, а там педик в розовой рубашечке мне заявляет: ваш долг варьируется от пятисот тысяч до полутора миллионов рублей. И что я должен начать погашение долга немедленно,

и только сам банк имеет право решать, когда он будет погашен окончательно. Я ему бумажки под нос сую – выплачено все, глаза разуй! – Михаил умолк, уставился в темное окно.

– И что? – хором спросили заинтригованные гости.

– Охрану вызвал, – горестно проговорил Михаил, – а я, чтобы с ними по кредиту расплатиться, дачу матери под Москвой продал. Хороший дом в хорошем месте, – Михаил вздохнул тяжело. – И маме до сих пор не сказал. Она так ничего и не знает. У нее с сердцем проблемы, волновать нельзя, – пожаловался Михаил, помолчал и снова оживился: – Потом суки эти банковские названивать начали каждый день – то мне, то Лехе. Потом первый раз пришли имущество описывать, второй – я их предупредил. И вот сегодня третий раз пришли.

– И еще придут. – Стас смотрел за окно на подсветку элитного дома.

– Придут, – эхом повторил Роман, – обязательно.

Михаил уставился на гостей, открыл было рот, но из коридора раздался щелчок замка.

– Лешка приехал. – Михаил бросился в коридор, оттуда послышались приглушенные голоса. Стас услышал, как негромко стукнула дверь комнаты.

– Вот так и живем, – подвел итог вернувшийся к беседе Михаил, – он с матерью здесь, а я в отцовской квартире.

– Один? – Вопрос заставил Михаила загрустить.

– Да, сейчас один, – нехотя ответил он. – Жил тут с одной почти два года. Расстались… – с грустью в голосе закончил он.

Стас вышел в коридор, посмотрел на себя в огромное старое зеркало в бронзовой оправе. Стоит тут, поди, со времен постройки дома, еще до войны. Мутное, кривое, сколько народу в него смотрелось – даже подумать страшно. А теперь его очередь пришла, то ли человека, то ли тени. Хотя бесплотные сущности в зеркалах не отражаются. Значит, поживем пока, есть у нас еще земные дела. Из-за двери несся грохот автоматных очередей, крики и бравурная музыка – компьютерная битва была в самом разгаре.

– Что дальше делать будешь? – Вопрос Михаила врасплох не застал.

– Откуплюсь, – мгновенно ответил тот. – Придумаю что-нибудь, денег займу, договорюсь, лишь бы отстали. Машину продам, но выкручусь. Этого, – он качнул головой в сторону запертой двери, – еще выучить надо. Оболтус, каких мало…

– Понятно. – Стас взялся за ручку двери. – Но чисто так, на всякий случай, запиши мой телефон. Вдруг пригодится. И да – если спросят, вали все на меня, как на мертвого. А ты, типа, сам в шоке и все такое.

– Ладно. – Михаил записал номер Стаса в свой телефон, отодвинул задвижку на входной двери. И спросил уже на пороге: – А зачем тебе это?

– Неважно. – Стас пропустил Романа вперед, пошел за ним к лифту. – Это мое личное дело.

Во дворе было пусто и тихо, тело «летчика» увезли, монтировки поблизости видно не было. Под снегом и ветром до метро добежали за пару минут, в толпе спустились по эскалатору вниз, кое-как влезли в переполненный поезд.

– Думаешь, позвонит? – Роман снова выглядел неважно. Бледный, взмокший, он вцепился в поручень с такой силой, что пальцы побелели.